- Нужно ехать в аэропорт. Есть возможность улететь, - Хейл достает из полки наши документы, поспешно пролистывает паспорта, убеждаясь, что все на месте. Надевает свой пиджак, висящий на спинке кресла, за полторы секунды.
Меня успокаивает, что он не напуган. Спокоен абсолютно и совершенно. Уверен. Осведомлен и имеет четкий план действий. Его глаза не распахнуты, как в ночь побега, а руки не белые и не дрожат. В этот раз все по-другому. В этот раз менее опасно. Он быстрый не из-за ужаса, а из-за стремления поскорее добраться до цели.
И потому я слушаюсь. Верю.
- Джером, давай-ка мы…
Но малыш отказывается. Отказывается всем своим естеством, отталкивая меня и быстро-быстро качая головой из стороны в сторону. На его щеках по ещё невысохшим соленым дорожкам текут десятки новых. Рыдания становятся звучными и заполняют собой все пространство номера.
Он никуда не поедет.
Он не хочет.
Он боится.
Он устал…
- Одевайся, - повторяет мне Джаспер, самостоятельно выуживая из кучи одежды ту, что принадлежит мальчику и подходя к нему.
Джером хмурится, подаваясь назад, к стенке. Шумно сглатывает, глотая слезы.
- Тише, - низким предупреждающим голосом велит глава охраны, - нужно одеться, чтобы выйти на улицу. Иначе ты замерзнешь.
Я, сконцентрировавшись на Джерри и его реакции на Хейла, даже не ухожу в ванную. Знаю, что Джаспер занят ребенком и знаю, что не боюсь его. Кто-кто, а он точно не имел мыслей овладеть мной. К тому же, умудряюсь переодеться довольно быстро. Теперь вместо пижамы – ещё из особняка – на мне черные джинсы и синяя кофта с длинными рукавами. Туфли, насколько помню, стояли где-то у кровати…
На удивление, телохранителю удается его затея. Джером – уже в куртке и своих ботинках – сидит на болотном покрывале, стиснув зубы. Слез куда меньше.
Они успели поговорить?..
- Пойдешь ко мне? – просительно смотрю на белокурое создание, протягивая к нему руки. Несмотря на выражение своего лица, мой мальчик сразу же соглашается.
Процедура выселения у Джаспера занимает полторы минуты. И ровно, точно по секундам, в двенадцать сорок пять мы с Джерри занимаем прежнее место в черном салоне внедорожника.
Бесшумно, подобному дикому хищнику, огромный автомобиль под управлением Хейла оставляет за задним стеклом здание мотеля. Едет с дьявольской скоростью, но из-за темноты леса мало что заметно. Фары светят очень тускло…
Он намерено не включает их как следует?
Джером отрешено смотрит в окно. Ни сосны, ни ели, ни тьма его не пугают. Он держит в ладошках мою руку и пытается прекратить плакать. Часто моргает, изредка помогая слезам исчезнуть, когда вытирает их об рукав моей куртки. Всеми силами пытается себя контролировать.
- Я тебя люблю, - едва слышно говорю ему, потирая побелевшие пальчики, - очень, родной. Не бойся.
В ответ они сжимают мои собственные сильнее.
В этом мы единодушны.
Подумать только, снова! Сутки хоть относительного спокойствия, а затем снова!..
В этот раз – аэропорт. В этот раз уже за пределы Америки.
Прошло ведь около двадцати часов, а Эдвард до сих пор не знает, что мы в порядке. Джаспер так и не смог дозвониться ему. Он будет пробовать уже из-за границы? Уже потом?
А будет ли к тому моменту кому звонить?..
…Я не знаю, что бы было со мной, узнай я такую новость. Узнай, что Эдвард и Джером… погибли. Вместе. Вдвоем. Сразу. Ночью… когда меня не было рядом!..
Господи, что же нам делать? Он должен знать! Он должен! Если с ним что-то случится по вине того, что мы вовремя не сообщили… я… меня…
Внезапно мысли накрывает таким отчаяньем, а ужас столь быстрым ледяным копьем пронзает в самое сердце, что для того, чтобы затормозить, мне требуется не меньше двух секунд.
Останавливаюсь, прикладывая для этого все силы.
Перекрываю поток таких мыслей, не давая им завершения.
А что – я? Я ничего не смогу сделать. Я не смогу плакать больше трех минут, не смогу кричать, не смогу подумать о том, дабы что-то с собой сделать… Со мной Джером. Он может плакать и кричать, он может страдать и сходить с ума ночами. Я – не могу. Я не имею никакого права.
Я должна буду быть рядом в здравии, как физическом, так и моральном, до тех пор, пока он не сможет справиться с этой утратой (если сможет). Я должна буду забыть о том, что сама люблю Эдварда. Если его не станет – это будет потерей Джерома. Не моей. Ни в коем случае не моей…
Истерики и слезы, мольбы и проклятья – все за гранью дозволенного. Появится миллион и одно дело, что нужно сделать, миллион и одна новая обязанность, не говоря уже о том, чтобы начинать новую жизнь, которую всем сердцем я буду ненавидеть…
В первую очередь, как и просил Каллен, Джером. Его мысли, чувства, страхи, боль и прочее. Его безопасность и спокойствие.
Спокойствие?! Боже, какое после этого у него может быть спокойствие?..
Представлять такое невероятно отвратительно, больно и страшно, но мое воображение ничуть не жалится, рисуя «чудные» картинки «светлого» будущего без мистера Каллена. Вернее – картинку.
Вижу только слезы и крики Джерома. Вижу, как он медленно, но верно потухает без своего папочки.