Успокой моё сердце (СИ)

Стучащий за окном дождь забирает в свое владение все звуки. Мы лежим в молчаливой тишине, и лишних слов здесь не нужно. Мне тепло, уютно и спокойно. Я знаю, что то же чувствует и Джером, сладко спящий на своей половине тела папы. Он, наконец-то, получил, что хотел. И я получила.

- Знаешь, я поверил в это… - вдруг признается мужчина. Тихо-тихо. Его голос удивительно хорошо вплетается в ритмичные постукивания по подоконнику тяжелых капель.

- Во что поверил?

- В то, что больше вас не увижу, - он морщится, отчего морщинки, число которых заметно увеличилось, ровными и глубокими бороздками расходятся по его лбу, - и это хуже любого наказания.

- Я знаю, Эдвард… - нежно бормочу, лаская его скулы, привстаю на локте, с искренним сожалением глядя на дорогое лицо, - но такого не случится. Никогда не случится, я обещаю.

Мужчина ничего не отвечает. Устало выдыхает, прикрывая глаза.

Да, я слишком много обещаю. Знаю.

- Ты по-прежнему хочешь говорить… о любви?

- Если ты сомневаешься, что я…

- Я не сомневаюсь. Я спрашиваю, - он крайне серьезен.

Даже так?..

- Конечно, хочу, - этот ответ единственно верный и единственно честный. Ничего другого я не хочу и не буду отвечать. Чуточку хмурюсь, но, надеюсь, он не воспринимает это как напускное ощущение и неуверенность в своих словах.

Люблю, разумеется. И хочу, чтобы он знал. Каждый день, каждый вечер, каждое утро… я не против говорить, я буду только рада. Но Эдвард ведь сказал, что для «я люблю тебя» в наших отношениях места нет. Его мнение изменилось?

- А если «tesoro»? Вместо вашего… «люблю», - он выглядит смущенным и хмурится сильнее, ожидая моей реакции.

- Ты и так il mio tesoro, Эдвард. И Джером тоже.

- Это слово сильнее, чем amore, к тому же, оно значит куда больше… - мужчина пытается убедить меня в своих словах, но с каждой секундой более вяло, словно бы пристыженный моим молчанием.

- Я и не спорю, - пожимаю плечами, усмехнувшись.

В ответ получаю серьезный взгляд.

- Ладно… какая и вправду разница? Amo (люблю). Договорились.

- Tesoro, - не соглашаюсь, принимая его слово и хитро улыбнувшись, - ты прав, оно лучше.

Северное сияние… я знаю только одни глаза на свете, в которых оно такое же красивое.

- Хорошо, - благодарно произносит Эдвард, улыбается. А затем повторяет ту фразу, о которой мы договорились. Бархатный баритон становится совсем мягким и очень, очень любящим. Какой бы неприязнью ни пользовалась у него «любовь».

Невероятно приятно слышать эти слова, когда знаю, что он в них вкладывает. Особенно, когда знаю. Прекрасно.

- Как ты нашел нас? – внезапно этот вопрос выходит на первый план. Взгляд касается дождя за окном, вспоминается холодный асфальт, а часы в углу передвигают стрелки на два часа ночи.

Эдвард недоверчиво смотрит на меня, будто бы решая, говорить или нет. Истязает пару секунд, но потом, видимо, решается.

- Я ехал к Рыбе.

- К Рыбе? – мои глаза распахиваются.

- Аро мертв, - он пожимает плечами, - Кай – единственный, кто остался на арене. Я бы задушил его собственными руками за вас, если бы выбрал другую дорогу для поездки к аэропорту. Это было… невероятно, правда. Я думал, что мне показалось – я ведь знаю эту машину, и никто, кроме Джаспера, никогда не использовал её… Но уехать, не проверив, было невыполнимой задачей. Потому я пытался вас догнать.

- Ты напугал нас, - вырывается у меня, и взгляд автоматически касается малыша.

- Я знаю… знал, - Эдвард виновато гладит мое предплечье, - и прошу прощения.

- Не надо, - хмурюсь, недовольная таким поворотом, - ты же знаешь, что мы давным-давно все простили.

- И все же, из-за меня вы не улетели.

- Ты лучше арабов, - уверяю я, прижавшись к нему всем телом, - и куда ценнее всего, что они могли нам предложить.

- И опаснее.

- С тобой не страшно, - отмахиваюсь от этого варианта, даже не задумываясь.

- Совсем?

- Совсем.

Каллен улыбается очень доброй, невероятно ласковой улыбкой.

- Я ведь правда никуда больше не поеду, viola.

- То есть, это не шутка?

- Мое чувство юмора повесилось под забором, - без тени смеха отзывается он, мигом сменяя улыбку на мрачность, - никаких шуток.

- Но Эдвард, это ведь… замечательная новость! - я, заставив его ослабить объятья, приподнимаюсь на простынях, целуя бледную кожу. С удовольствием замечаю, что он расслабляется. Что же, если так, я могу продолжать сколько нужно.

- Я знаю, это очередное не самое лучшее решение…

- Все твои решения лучшие, - не соглашаюсь я.

- А как же воспитание Джерри? – язвительно замечает мужчина, щурясь.

- Вам нужно было просто поговорить, - целую его нежнее, - вы ведь очень сильно друг друга любите.

Его благодарность понятна без слов. Она лучится из глаз, из ладоней, что обнимают меня, из тихого «спасибо», что слышу прямо возле уха.

День становится все лучше и лучше!

- Ладно, Belle, - свободной от объятий малыша рукой он укладывает меня рядом, прекращая поцелуй. Чмокает в макушку, - уже поздно, и маленьким девочкам давно пора спать.

- Ну, если папочка так говорит… - даже не пытаюсь подавить зевок, вздыхая, - то, конечно…

Он усмехается моей непосредственности, крепче прижимая к себе:

- Спокойной ночи, Белла.