Устроители Святой Руси

До пострижения в монастырь служил в армии, был на войне с Японией в должности бомбардира. В монастыре Тихон исполнял должность эконома. Сумел каким-то образом вырваться из рук изувера Мандельбаума, служил на приходе в селе Пажга, потом перебрался в Кошки, где местные прихожане очень любили его…

И это ему тоже припомнили на допросах.

Допрашивать Тихона начали в декабре 1932 года. Допросы вел практикант секретного политического отдела товарищ Секацкий.

Отцу Тихону было тогда пятьдесят четыре года.

Через месяц «работы» с ним практикант Секацкий сделался полноправным сотрудником ГПУ, а иеромонах, с трудом удерживая в распухших от пыток пальцах ручку, словно малограмотный выводил шатающиеся из стороны в сторону печатные буквы своего имени под составленными Секацким протоколами.

Молодому сотруднику ГПУ удалось-таки вытянуть иеромонаха на статью 58/10, 11, но это, пожалуй, и было его единственной победой.

И сквозь гэпэушное косноязычие казенных формулировок ясно различаем мы твердый голос отца Тихона, и под пытками не отрекшегося от православной веры…

«Я, Лапшин Максим “Тихон” Ерофеевич, являясь от своей природы религиозно убежденным человеком с реакционно настроенным взглядом против существующего строя, всю свою энергию и силу прикладывал за укрепление и распространение религии»…

2

Этого последнего насельника и вспоминал я, подъезжая к Троице-Стефановскому монастырю.

Страшное, гнетущее душу зрелище открывалось по мере приближения к обители, поднявшейся на высоком холме над Вычегдой – монастырь со всеми своими храмами и строениями тоже напоминает изуродованного пытками человека.

Обломленные маковки…

Обрушившиеся кровли…

Морозное синее небо, что застыло в пустых проемах окон бескрышей монастырской гостиницы…

Но днем залитые сияющим солнечным светом руины выглядели хотя бы живописно… А вечером, когда начало темнеть, стало по-настоящему страшно.

Помню, как-то сразу резко похолодало.

Морозной стужей потянуло от покрытой льдом Вычегды. Разгорелись на темном небе яркие и крупные звезды. Желтые огонечки окон церкви, редких обжитых помещений словно бы отступили в сгущающуюся темноту.

Смертной черной стужей запекалась темнота в проемах дверей и окон…

И застревали в горле привычные – «Здесь не было войны…» – слова. Глядя на Ульяновский монастырь сейчас[40], как-то удивительно ясно и отчетливо осознавалась вся ложь этих слов.

Почему же здесь не было войны, если здесь и шла, быть может, еще более страшная, чем с фашистскими полчищами, война сатанизма с Православием…

Православие одержало победу.

И точно так же, как после оккупации возвращались на руины и пепелища жители, возвращаются и на эти руины их подлинные хозяева – иноки…

Воистину, со светом возжигаемой свечи сходна история Ульяновского монастыря.

Неровное, помаргивающее пламя, кажется, и пропадает порою совсем, угасает, но нет – снова возникает огонечек, растет, пока ровным и ясным светом не рассеивает тьму в самых дальних закоулках…

Вот краткая хроника возвращения наследников дела святителя Стефана Великопермского в основанный им монастырь…

25 февраля 1994 года. Министерство юстиции Республики Коми выдало свидетельство о регистрации общины монастыря.

9 марта. Подано прошение о возвращении общине монастырских зданий.

5 мая. Постановление Верховного Совета Республики Коми о поэтапной передаче общине монастыря монастырских зданий.

Из 28 зданий общине передавались «объекты»:

1. Колокольня.

2. Церковь Михаила Архангела.

3. Церковь Успенья.

4. Северный келейный корпус, за исключением помещения детского сада.

5. Гостиница – руины.

6. Юго-западная угловая башня.

7. Северо-восточная угловая башня.

8. Братская трапеза.

9. Трапеза для богомольцев.

10. Часть банного корпуса.

Все – в разрушенном или аварийном состоянии.

И тем не менее уже 8 июня из Печоры приехали в Ульяново первые насельники – о. Михаил, о. Павел, о. Ефрем, послушник Константин, трудник Владимир. В кельях, из которых выехали медпункт и процедурная, еще стоял запах лекарств…

3

Подобно монахам-первопроходцам, новым насельникам Ульяновской обители надо было не только возвести стены и строения монастыря, но и, подобно святителю Стефану, возжечь огонь духовности в погрузившемся в пучину пьянства, нужды и безысходности краю.

Это новое преображение зримо запечатлела видеохроника заселения монастыря, созданная «телелетописцем» монастыря отцом Варнавой.

Груды кирпичей…

Футбольные ворота, обозначенные кирпичами, на месте алтаря…

Недобрые взгляды местных, продолжающих ютиться в монастырских развалинах, жителей…

– Боюсь, отберет у нас теперь монастырь все… – сокрушался с экрана телевизора подвыпивший мужичок в вязаной шапочке. – Ничего у нас своего не будет…

– А что у него своего есть, кроме шапки, которую он и в церкви не снимает… – прокомментировал эти слова отец Варнава.

Тут, мне кажется, отец Варнава был не прав.