Усы

И все–таки, одеваясь, он корил себя за то, что сглупил, позволив Аньез вовлечь его в свою игру, и вдобавок убоялся возможности выяснить все по телефону. Аньез устроила так, чтобы сначала самой поговорить с Сержем и Вероникой, а уж затем, когда он заявил, что между ними существует сговор, пошла ва–банк, предложив ему звонить кому угодно. И он, как последний дурак, уверовал в то, что его преследует злой рок, что все егс. друзья в этот вечер будут отрицать наличие у него усов, а ведь реально Аньез могла предупредить только Сержа с Вероникой, больше никого. С того момента, как она увидела его безусым, они расставались один раз и только на десять минут — когда он парковал машину. Вот их–то она и использовала, чтобы проинструктировать Сержа с Вероникой но, конечно, никак не могла за это время обзвонить всех его друзей. Он просто–напросто дал себя одурачить. Тем более что сегодня утром она имела полную возможность завербовать в свой лагерь всех, с кем они водили знакомство. Эта мысль, едва родившись вызвала у него улыбку: одно лишь предположение, что он разгадал козни Аньез, ее телефонный заговор — и ради чего? Ради пустой шутки! — было ему приятно. А что, если посвятить ее в свою догадку — может, она посмеется с ним вместе, и таким вот окольным путем он даст ей понять, насколько серьезно задело его то, что она считала всего лишь невинной шалостью. Нет, лучше не надо, чтобы она теряла лицо; он ничего не скажет ей, никогда не попрекнет этой историей, кончено дело!

Однако, придя в агентство, он понял, что дело не кончено. Жером и Замира, склонившиеся над макетом, при его появлении подняли головы, но никак не отреагировал на перемену. Жером знаком подозвал его к столу, и минуту спустя они погрузились свою задачу: клиент требовал представить проект в ближайший понедельник, a pa6oта была еще далека от завершения, так что не миновать им аврала.

— Меня сегодня пригласили на ужин, — объявила Замира, — но я сбегу оттуда как можно раньше и еще поработаю. — Он пристально взглянул ей в глаза; она улыбнулась шутливо взъерошила ему волосы и добавила: — Что это ты такой помятый, — небось безумствуешь по ночам, а?

Но тут зазвонил телефон, и она кинулась к трубке, а поскольку Жером в этот момент вышел, он остался в одиночестве, растерянно потирая крылья носа.

Потом уселся за свой планшет и начал изучать чертежи, прижимая ладонью их непослушные края. Наконец он придавил их по углам пепельницами и коробками скрепок и взялся за работу. Несколько раз поговорил по телефону, неотступно думая при этом о своем, хотя теснившиеся в голове мысли никак не могли выстроиться в гипотезу, столь же элегантную, функциональную и абстрактную, как общественное здание, над проектом которого они усердно трудились.

Неужели Аньез успела предупредить и его товарищей? Нет, это чистейший абсурд, и, кроме того, он не мог даже представить себе Жерома и Замиру, по горло в работе, выслушивающих, какую роль им следует играть в идиотской шутке. В крайнем случае, они могли сказать «ладно», лишь бы отделаться, и тут же забыли об этом, а завидев его, конечно, выразили бы удивление.

Возможно ли, что они просто ничего не заметили? Несколько отлучек в туалет и долгое изучение своего лица перед зеркалом над раковиной убедили его, что ни рассеянный, ни близорукий человек — а они отнюдь не были таковыми, эти его друзья, с которыми он работал бок о бок вот уже два года и часто виделся помимо службы, — не мог бы не заметить перемену в его внешности. И только боязнь выставить себя дураком удерживала его от вопроса.

К восьми вечера он позвонил Аньез и предупредил, что задержится допоздна.

— Все нормально? — спросила она.

— Да–да. Работы выше головы, а так все нормально. Пока!