Было три часа дня. Солнце светило так весело, а магазины позакрывались так давно, что казалось, будто уже наступило лето или по крайней мере воскресенье. Он все испытывал ощущение личной свободы оттого, что, работая в агентстве по выходным, мог зато не сидеть там по будням от звонка до звонка. Профессия архитектора позволяет ему вести этот привольный образ жизни, он прочно свыкся с ним и теперь горестно спрашивал себя: неужели приключившаяся с ним нелепость разрушит это легкое, npиятное, уравновешенное существование?
Накинув пиджак на плечи, он медленно брел по безлюдной улице Оберкан и, встретив наконец–то другого прохожего — сухонького старичка с кошелкой, откуда торчал пучок лука–порея, — невольно улыбнулся, представил себе, как тот обалдеет, если эдак вежливенько предъявить ему свое удостоверение и cпросить, снят ли он там с усами или без. Небось решит, что над ним издеваются, и возмутится. Или же сочтет это остроумной шуткой и ответит в том же духе. Кстати, нельзя сбрасывать со счетов и эту возможность. Он попробовал представить себе, как сам отреагировал бы в данной ситуации, и с тревогой признал, что, скорее всего, отделался бы ничего не значащей репликой, разве только удалось бы как–нибудь сострить. А в самом деле, что такого смешного можно ответить на подобный вопрос? «Ну конечно, это же Брижит Бардо!» Нет, слабовато. Самое верное было бы просто и ясно изложить свою проблему, но он не знал, как за это взяться. Может, обратиться к серьезному человеку, который именно в силу характера или профессии не расположен шутить? К полицейскому, например. Нет, опасно: если тот окажется не в духе, он рискует угодить в участок за насмешки над должностным лицом «при исполнении». А вот не прибегнуть ли, в самом деле, к помощи кюре?
Прийти якобы на исповедь и сказать: «Отец мой, я, конечно, грешил, но беда не в том; я хочу только, чтобы вы взглянули сквозь решетку исповедальни на это фото…» Священник наверняка ответит: «Сын мой, вы что, спятили?» Нет уж, если он хочет получить квалифицированную помощь в этом деле, придется пройти через пытку сеанса у психиатра; Аньез найдет ему хорошего врача.
Самое главное — подготовиться к этому визиту, заранее решить, как правильно держаться.
Он ощутил жажду и, увидев на бульваре Вольтера открытое кафе, вошел было внутрь, но тут же вернулся обратно. Там, в помещении, он ни за что не решится задать свой проклятый вопрос. Лучше остаться на улице, тогда он сможет быстренько распрощаться с собеседником, чем бы ни кончилась его попытка.
Он сел на скамейку лицом к тротуару, надеясь, что кто–нибудь подсядет к нему и завяжется разговор. Но никто не подходил. У перехода стоял слепой, нащупывая столб светофора, и он спросил себя, каким образом тот распознает красный и зеленый свет. Скорее всего, по шуму проходивших автомобилей, но их сегодня было немного, и этот человек рисковал ошибиться. Встав со скамейки, он осторожно тронул слепца за руку, предлагая перевести его через шоссе. «Вы очень любезны, — ответил молодой человек, ибо это был молодой человек в зеленых очках, ковбойке цвета гусиного помета, застегнутой до самой шеи, и с белой палочкой в руке, — спасибо, но мне не нужно переходить». Убрав руку, он пошел дальше, думая о том, что можно было бы задать свой вопрос слепцу — по крайней мере, так он не рискует, что его увидят. Но тут ему пришла в голову другая мысль, вызвавшая у него улыбку. «А что, можно попробовать!» — сказал он себе, уже зная, как ему поступить. Жаль только, что у него нет белой трости. Правда, некоторые слепые обходятся и без нее — наверное, из самолюбия. Еще он боялся, что его подведут глаза, но тут вспомнил, что в кармане лежат солнечные очки, и надел их Очки были от фирмы «Ray—Ban», и он сильно сомневался, носят ли такие настоящие слепцы; однако, по логике вещей, слепой, из гордости отказавшийся от белой палочки, вполне способен щеголять в шикарных солнечных очках. Он прошел несколько шагов вдоль бульвара, нарочито неуверенной походкой, слегка вытянув вперед руки и вздернув подбородок; потом вынудил себя прикрыть глаза. Мимо промчались, одна за другой, две машины, где–то далеко взревел мотоцикл, затем возник другой, приближавшийся шум. Ему пришлось слегка сжульничать, чуть подняв веки, чтобы установить происхождение этого звука. Навстречу шла молодая мамаша с колясочкой. Быстро обозрев окрестности, он убедился, что настоящего слепого нигде не видно, закрыл глаза, твердо решив больше не подсматривать и не смеяться до окончания опыта, и двинулся вслепую наперерез женщине. Он задел ногой коляску, сказал:
— Извините, месье! — протянул руку и, нащупав клеенчатый капот, вежливо попросил: — Будьте добры, окажите мне небольшую услугу!
Молодая женщина ответила не сразу; вполне вероятно, что, вопреки его логическим построениям, она не приняла его за слепца. «Да, конечно», — наконец отозвалась она, чуть откатывая коляску назад и вбок, чтобы не наехать ему на ногу и идти дальше. Он пошел рядом, с закрытыми глазами, не отнимая руки от капота, и заговорил, как в воду бросился: