Усы

На третий день он отправился на пляж. В самом Макао пляжа не было, но недавно выстроенная дамба соединяла полуостров с двумя маленькими островками, где все купались, как сообщил ему услужливый портье гостиницы «Bella vista». Трижды в день от «Лиссабона» до островов ходил микроавтобус, но он предпочел пешую прогулку и пустился в дорогу около одиннадцати часов утра. Он шагал, глядя то под ноги, на бетон, то на воду по сторонам дамбы, в полном одиночестве, если не считать редких машин. Одна из них внезапно остановилась, водитель открыл дверцу, приглашая его сесть, но он вежливо отказался — спешить было некуда. Пообедал он рыбой в ресторанчике на первом острове — Таипа, — сидя лицом к морю; около двух часов дня ушел оттуда и шагал по охряной дороге до тех пор, пока не завидел внизу пляж с черным песком, куда сбегала извилистая тропинка. Несколько машин и японских мотоциклов указывали на присутствие отдыхающих, но это его не смутило. У моря и в самом деле оказались люди — главным образом молодые японцы, с радостными криками игравшие в гандбол. И чайки в небе тоже кричали. Было жарко. Перед тем как искупаться, он заказал содовую воду и выкурил сигарету в пляжном буфетике с соломенной крышей, увешанной динамиками, откуда неслись американские эстрадные шлягеры; среди них он узнал «Woman in love» в исполнении Барбары Стрейзанд. Затем он разделся, скатал одежду, поставил сверху сандалии и неторопливо вошел в теплую, довольно мутную воду. Поплавал несколько минут (для чего пришлось отойти далеко от берега), вернулся назад и, не выходя на песок, улегся на мелководье, где его окатывали небольшие волны. Начался отлив, и он последовал за морем, отползая от берега на локтях, лицом к пляжу. Пляшущие на воде блики слепили глаза, и он прикрыл их, лишь время от времени поглядывая, на месте ли его одежда. Метрах в двадцати от него барахтался в воде другой приезжий с Запада, похоже его ровесник. Видимо, на какой–то миг он задремал, но тут же встрепенулся, услышав голос, громко произносивший английские слова, и, открыв глаза, стал тревожно озираться: ему почудилось, что обращаются к нему, и действительно, второй белокожий купальщик глядел в его сторону и кричал, стараясь перекрыть шум волн: «Did you see that?»[15]

Ослепленный солнцем, он плохо различал его черты, однако подумал, что тот не похож на англичанина или американца; бросив взгляд на пляж, он убедился, что ничего особенного не происходит: японцы по–прежнему гоняли мяч, какой–то парень, с виду китаец, в майке и шортах, с плейером на поясе, удалялся прочь мелкими шажками. «What?»[16] — спросил он, больше из вежливости, но человек, все еще лежа на животе в воде, отвернулся, крикнув во всю глотку: «Nothing, forget it!»[17]. Он снова закрыл глаза, радуясь, что беседа тем и ограничилась.

Позже он вышел на берег, натянул одежду прямо на мокрое тело и зашагал обратно в город. Рядом с ним остановился микроавтобус, ехавший в Макао; на сей раз, чувствуя усталость, он вошел и сел на заднее сиденье. По тому, как зудела кожа, он понял, что сильно обгорел, и с удовольствием предвкушал, как укроет обожженное тело прохладной, чуть шершавой простыней. Когда автобус проезжал по тенистым улицам, он старался уловить свое отражение в пыльном стекле с налипшей мертвой мошкарой. Волосы склеились от соленой воды, усы черной полосой пересекали лицо, но это его уже почти не трогало. Никаких планов, никаких дел впереди — только доехать до гостиницы, принять ванну, усесться на террасе и созерцать Китайское море.

Гвоздик на доске, где он обычно оставлял ключ, пустовал. Портье, старый тощий китаец в слишком широкой для него белой нейлоновой рубашке, с улыбкой сказал: «The lady is upstairs», и он почувствовал, как по его обожженной спине пробежал холодок. — The lady? — Yes, Sir, your wife… Didn't she like the beach?[18]

Он не ответил — у него перехватило дыхание — и еще с минуту постоял перед сверкающей стойкой. Затем медленно взошел по лестнице, с которой сняли ковровую дорожку — наверное, для чистки. Медные прутья, сваленные охапкой у стены, ловили блики закатного солнца. На втором этаже из открытого окна косо падал столб света, в нем роились пылинки. Дверь его номера в конце коридора была не заперта. Он толкнул ее и вошел.

Лежа на кровати, озаренная все тем же мягким предвечерним светом, Аньез читала журнал — то ли «Тайм», то ли «Asian week», взятый, наверное, в вестибюле. На ней было легкое коротенькое платьице, напоминавшее скорее просторные шорты. Голые смуглые ноги ярко выделялись на белой простыне.

— Ну как? — спросила она, услышав его шаги. — Купил наконец?

— Что… купил?

— Да эту гравюру?

— Н-нет, — ответил он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал нормально.

— Значит, этот тип так и не снизил цену?

Она закурила и придвинула к себе пепельницу с рекламой «Bella vista».

— Да, именно, — сказал он, глядя на море за окном.