Дверь, к которой прижался царь, открывается, толкая его. Входит мужчина с подносом. Он принес бутылку вина. И это не евнух. На его крупном теле – богатые одежды, на лице – равнодушие человека, который не желает казаться потрясенным. Эсфирь вспоминает, что он стоял среди других мужчин на подиуме. Вошедший ставит поднос одним элегантным движением и поворачивается к ней. Он совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, буравит Эсфирь пронзительным взглядом. Ей становится страшно. Похоже, этого мужчину боится сам царь: он вскочил с пола, вытер лицо, поправил одежды.
Эсфирь сжимает бутылку, придает голосу звериную мощь и говорит:
– Отпусти меня.
Мужчина прищуривается. Ростом он выше Эсфири даже в ее великанском обличье. Губы кривятся в усмешке, которую можно назвать (и будут называть) только злобной. Он спокойно произносит:
– Царь выбрал прекрасную деву.
– Ее больше нет.
Мужчина подходит к царю и шепчет тому на ухо; рот дергается, как у крысы, слова неразличимы, но в них сквозит яд. Царь вздыхает так глубоко, что Эсфирь видит, как натягивается ткань накидки. О чем же тот говорит царю? Внутренний голос предостерегает – она стоит слишком близко. Еще один голос, более убедительный, возражает, что нельзя показывать страх. У царя мягкий характер, он на нее не набросится. И Эсфирь права: в тот же миг на нее бросается высокий, прижимает к полу и раздвигает коленом ноги так сильно, что Эсфирь чувствует, как раскрывается плоть. Он хватает ее за руки, и Эсфирь слышит собственный крик; бутылка вина выскальзывает из пальцев. Он намного сильнее, чем она думала, даже в нынешнем измененном состоянии требуются все силы, чтобы вырваться и уложить его на спину, но он тут же отпихивает ее и снова швыряет на пол. Внезапно Эсфирь понимает, что никогда ни с кем не дралась. Страх пронзает ее, проникает под кожу. Прямо над ней – полные ненависти глаза. Высокий дергает Эсфирь за руки, поднимает их наверх, прижимает к полу запястья. Вот сейчас, думает Эсфирь, он меня этой бутылкой изнасилует. Потом перережет горло и подожжет тело. Найдет, где спрятать. Ей вспоминается голос матери, как она говорила, что делать, если в горах встретится дикий кабан. «Притворись мертвой или беги». Однако Эсфирь в ловушке и не может ни того ни другого. Мама!
Мужчина не берется за бутылку, а свободной рукой вцепляется ей в лицо и начинает царапать. Эсфирь изо всех сил вертит головой, но ногти впиваются снова и снова. Царапают и грудь, раздирая кожу. Эсфирь чувствует запах крови.
– Это не соскребешь! – кричит она.
– Еще как соскребешь! – хрипит он в ответ.
Издевка придает Эсфири сил – она пинает мужчину и поднимается на колени. Думает: «Он сдастся. Я ужасна, отвратительна». Но, вставая, видит, как уменьшаются ее руки. Так вот что он имел в виду.
– Работает, – говорит он царю и снова сбивает Эсфирь с ног, пока та не успела перевести дух.
Ее тело снова начинает меняться. И не из-за царапин, а от страха. И вот уже она превращается обратно в саму себя, ныряет в прежний водоворот, в котором больше нет мощи, лишь тихое кружение, ни холода, ни жара, до боли знакомая территория. Эсфирь начинает рыдать, на глазах у обоих мужчин становясь той же девушкой, что и раньше. У царя по-прежнему ошеломленный вид. А высокий (позже она узнает, что это главный царский советник) наклоняется, садится на нее сверху и сжимает голову Эсфири руками.
– Ты не посмеешь унижать царя, – шипит он, орошая ее лицо плевками.
Эсфирь закрывает глаза, но советник насильно открывает их обратно большими пальцами.
– Поняла?
Она не может кивнуть. Он слишком сильно сжал ее голову.
– Он выбрал тебя на глазах у всего двора. Ты – его царица.
На миг советник отпускает Эсфирь, тут же хватает за волосы, а свободной рукой приставляет к ее горлу нож.
– Все, что мы делаем, – добавляет он, теперь мягко, произнося слова с чрезмерной четкостью, – мы делаем ради людей.
Лезвие давит сильнее. Эсфирь старается не глотать.
– Если оступимся, кому им верить? Если не проявим волю, как им жить? Царица Вашти ослушалась. Подумай, что случилось бы, останься она безнаказанной? Только представь: по всей Персии, в каждом доме, в каждой постели…
Советник закрывает глаза, его лицо искажается. Время идет, и она видит – он действительно представляет, и он в бешенстве. С губ свисает нить слюны. Внутри у Эсфири зарождается крик.
Потом советник втягивает слюну, открывает глаза и произносит совершенно бесстрастно:
– Царица мертва. Теперь царица – ты. Поняла?
Его лицо проясняется. Как-то утром в ночных покоях Эсфирь слышала рассказ одной из девушек. При смерти, говорила та, перед тем как переродиться и попасть в новую жизнь, ненадолго становишься мужчиной, пока не родишься заново. Эсфирь тогда не поверила. И никогда такого не желала. Именно этот образ она видит, теряя сознание, – образ мужчины. Широкие плечи, подбородок, руки, которые, наверное, убивали. Не в чудовище стоило превратить себя, а в мужчину.
Часть вторая. Скитания
Манхэттен. Чистая, пустая комната
– Иди домой.
– Я еще побуду.