Но даже крылья не даются так сложно, как сама жизнь. Эсфирь знает, что в птице есть жизнь. Уверена сильнее, чем была насчет желтых перышек в крыльях. Как заставить ее дышать? Эсфирь пытается проникнуть внутрь – тщетно; пробует что-то вроде преображения – не выходит; подносит птицу ко рту и дует, – дыхание возвращается обратно и пахнет кислятиной. Эсфирь сдается и в одну из ночей приоткрывает ладони, державшие птицу. Та тоже словно раскрывается и делает выдох, который задержала в момент смерти, чтобы сразу после вдохнуть. Птица дрожит. А потом, без удивления или неуверенности, взлетает. Эсфирь вскрикивает, не в силах сдержаться! Дверь каморки, в которой спит кормилица, вот-вот откроется, поэтому Эсфирь мысленно приказывает птице: «Стой! Вернись!» И птица слушается. «Я – ее повелительница», – думает Эсфирь, лежа с ней в руках под покрывалом, и ее сердце бьется в унисон с птичьим. Кормилица склонилась над колыбелью, в которой безмятежно спит Дарий.
Но и вдохнуть в птицу жизнь не так сложно, как дать ей голос. А голос не так сложен, как слова. Может ли птица говорить по-человечьи? Когда Эсфирь удается наполнить птицу звуками в форме слов («Эсфирь говорит – уходите»), она уже знает – будет второй ребенок. Тем не менее сделанное столь немыслимо и дает столько сил, что Эсфирь едва замечает беременность. Если она научила птицу правильно, та полетит прямо к матери Надава, потому что уже знает ее и потому что та, скорее всего, прислушается к говорящей птице. Эсфирь оттачивает слова на иврите, так чтобы не понять их было невозможно: «Эсфирь говорит – уходите. Эсфирь говорит – далеко». Остается только научить птицу запахам, по которым она сможет найти лагерь.
Глостер, Массачусетс. Чужие мужья
Вот уже двадцать девять дней ежедневно Ви поднимается по лесной дороге к дому на холме, где спит с мужчиной, живущим в этом доме. Он не лесоруб и не рыбак, как могло показаться по его одежде и машине, а студент гарвардского архитектурного факультета, который взял отпуск, чтобы «разобраться в себе». Бенджамин. Ви обожает его дом. Ей безумно нравятся стены из простого дерева и безмолвие, с которым солнечные лучи проникают внутрь через огромные окна. Нравятся новые окна, не разделенные на секции, как окна всех домов, в которых Ви доводилось жить. Ей нравится, что не все в доме – новое. Земля много веков принадлежала семье Бенджамина, они заявили права на нее после того, как из Догтауна вытеснили индейцев, но до того, как его забросили, оставив нечистой силе и диким зверям. Здесь есть история и есть новые окна; от этого Ви чувствует, как к ней возвращается что-то из ее прошлой жизни, и в то же время она освобождается от ее тисков. Впервые в жизни хочется создавать в доме уют, и поскольку они с Бенджамином одни и свободны от сторонних наблюдателей, чужих комментариев и ожиданий, у Ви нет повода сомневаться в искренности желания. Когда Ви жила с Алексом, все, что она делала, было не просто так, а для того, чтобы подтвердить или опровергнуть ее представления о самой себе. В доме у Бенджамина она занимается делами свободно, без чувства неловкости. Режет лук или внимательно, с искренним интересом слушает о его планах разбить огород, занимается любовью или читает на подоконнике, а иногда в кровати. Бенджамин никогда не отрывает ее от чтения, как это делал Алекс – словно Ви читала только чтобы убить время в ожидании, пока он с ней заговорит. А когда Ви закрывает книгу, Бенджамин просит рассказать о прочитанном. О ней самой он почти не расспрашивает. Ви сказала ему только, что недавно развелась (и для нее это ложь лишь в техническом смысле) и живет у подруги неподалеку. Бенджамина все устраивает, он именует себя «антиструктуралистом» и очень рад, по собственным словам, быть вдали от Кембриджа. Ви соглашается. Она ходила вместе с Розмари на собрание еврейской женской группы роста самосознания в Кембридже и тоже рада, что она не там. Иногда Ви думает, что городская жизнь теперь не для нее. Тем больше ей по нраву дом Бенджамина в лесу.
На тридцатый день Ви остается у него на всю ночь, а на тридцать первый не возвращается к Розмари. Берет машину Бенджамина, едет в город и покупает хлеб, сыр, две бутылки вина и кость для собаки Джорджины. Едет обратно, волнуясь. Она намерена провести у Бенджамина еще одну ночь, а утром спросить, можно ли к нему переехать.