Утерянная Книга В.

– Все хорошо? – Ей почти смешно слышать собственный вопрос. Больше всего на свете хочется побыть одной и выплакаться. Ви старается не смотреть на Филиппа – он в мятой рубашке, без галстука и в носках. Она еще ни разу не видела его без обуви. В ушах звенит тревога, предупреждение об опасности, о том, что боли придется на время отступить, хотя опасность и связана с болью, она исходит от очередного женатого мужчины, который разлегся на диване перед Ви, не желавшей никому вреда, но все же причинившей его.

– Уезжай, – говорит Филипп, все еще прикрыв глаза рукой.

– Где Розмари?

– Ее нет дома.

– Что случилось?

– Это моя гостиная.

– И?

– Так почему я должен тут с тобой разговаривать? Чего тебе здесь надо? Ты – дурной пример.

– Я… – Ви сбивается от растерянности. – Вы про курение? Она больше не курит. И не пьет.

– Нет. Я о тебе.

– Что вы…

– Ты шлюха. Куда ты все бегаешь, миссис Кент? Где ты бродишь часами? А теперь уже и целыми днями. Полагаешь, я ничего не знаю?

Ви и не думала, что ему обо всем известно, хотя теперь это кажется очевидным.

– Полагаешь, я не знаю про крест? – спрашивает она. Первая же грубость, которая пришла в голову. И продолжает, видя его замешательство:

– На лужайке перед вашим домом сожгли крест. И, похоже, жена тебе даже не рассказала. Она тебя бережет, а что делаешь ты, кроме мытья тарелок с героическим выражением лица, будто ты посланник небес, а не очередной урод, который пялится на сиськи ее подруги?

– О, красноречивая…

– Обругать – невелика сложность.

– Я имею в виду, – продолжает Филипп ужасающе спокойным тоном, – что ты с легкостью найдешь, у кого пожить. Розмари сказала, в женской группе тебя обожают, найдутся подруги.

– А группа тут при чем? – огрызается Ви.

Женщины в группе роста самосознания (два слова, которые Филипп, очевидно, не в силах произнести) полюбили Ви. Розмари, не спросив разрешения, рассказала им, что случилось с Ви – все, что они вдвоем так толком и не обсудили. Одна из женщин, услышав рассказ, воскликнула: «Боже мой, вы же в точности Вашти!» Остальные заохали и заахали. Оказалось, случившееся с Ви повторяло историю какой-то изгнанной царицы, жившей миллион лет назад в Древней Персии. Ви было неприятно, что Розмари взяла и всем разболтала. Вопреки явным надеждам Филиппа, женщины из этой группы Ви совсем не понравились. Она начала объяснять, что не намерена жить с какой-нибудь малознакомой еврейкой-феминисткой, но тут он резко сел на диване и выкрикнул, глядя на нее с ненавистью:

– У нас все было хорошо, пока ты не явилась! Все было хорошо!

Что-то не так – он всегда был в высшей степени сдержанным.

– Я не понимаю, – говорит Ви. – У вас и сейчас все хорошо.

Филипп смеется жутким свистящим смехом. С улицы доносятся крики детей.

– Где Розмари? – спрашивает Ви, вдруг испугавшись уже не за себя, а за подругу.

– Какой внезапный интерес. – Филипп закрывает лицо руками и стоит так какое-то время, глубоко вздыхает, потом грубо трет лицо, опускает руки. Под глазами у него страшные темные круги. – Ты, наверное, думаешь, что Розмари тебя успокоит, посоветует не обращать внимания на мои слова, – говорит он. – Мол, «оставайся, любимая подруга». Ладно, оставайся. Подожди. Пусть она сама все скажет.

Его голос вновь становится монотонным.

– Она скоро вернется. Недавно звонила.

– Откуда?

– Из больницы?

– Почему она в больнице?

– Она потеряла ребенка.

– Нет! – Ви падает на колени.

– Два дня назад началось.

– Господи…

Тишина. Потом Филипп произносит:

– Ах, как ты расстроена. Но даже не спросила, как она доберется до дома.

– Я могу ее забрать, – предлагает Ви.

– Слишком поздно. Тебя не было. Ее привезет подруга.

– Я могла бы остаться с детьми, чтобы ты поехал за ней.

– Еще раз повторяю. Тебя здесь не было. Теперь слишком поздно.

Пальцы у Ви дрожат, в них возвращается тепло. Она всхлипывает. Филипп нависает над ней, встряхивает за плечи.

– С чего это ты плачешь, – говорит он; его лицо совсем рядом. – Кем ты себя возомнила?

Ви отшатывается от него, но Филипп снова нависает и на этот раз хватает ее за грудь, одновременно сжимая и отталкивая ее.

– Убирайся, – бросает он. – Пошла вон.

Ви чувствует, что сейчас он ее толкнет. И тогда она упадет на стол за спиной и вместе со странной статуэткой ударится о стену. Но тут дверь открывается, входит Розмари и следом за ней дети. За дверью светится белое небо. Дети краснощекие от беготни, они таращатся, у девочки такой пронзительный взгляд, что у Ви сильнее колотится сердце. Но еще страшнее лицо Розмари, белое, как небо.

– Лайонел, – обращается она к старшему сыну, в голосе пустота, как в трубе. – Отведи брата и сестру наверх. Я сейчас приду.

Не глядя на Ви, Розмари велит ей собирать вещи. Ви избегает смотреть на ее живот. Потом Розмари поднимается по лестнице, мучительно тяжело и медленно, старательно ставя ноги на каждую ступеньку, белой от напряжения рукой цепляясь за перила. И вскоре исчезает из вида.

Манхэттен. И не было у нее ни отца, ни матери