Содеянное ею извращало саму суть природы. «Я так не думала, – говорила Эсфирь. – Мне на это указал советник. Я взяла на себя роль Бога». Сначала Вашти не поняла. С чего бы Эсфири, да и кому угодно, слушать советника? «Но ведь тебя обучили, – ответила она. – Колдунья в поселении; ты говорила, что твоя мать тоже была с магическими способностями». – «Это другое», – ответила Эсфирь. Что делали они и что сделала она. Они могли превратить траву в веревку или высечь огонь из камня. Но не превращали живое существо во что-то другое и не оживляли то, что мертво. А значит, даже если бы Мардук, Иц и остальные поверили, они не хотели бы все это знать. Как не хотели бы знать, каким ровным, почти безучастным голосом Эсфирь выложила Вашти всю историю, будто служанка, накрывающая стол из слов. Вашти не поверила, что случившееся не ранило Эсфирь, – каждый раз, когда та, бросив взгляд на Дария, снова поворачивалась к Вашти, она замечала дрогнувший подбородок, потемневшие глаза… Но Вашти понимала, почему Эсфири необходимо делать вид, что все хорошо. И понимает теперь – Мардуку и Ицу тоже нужно знать, что Эсфирь не терзается. О святотатстве и страданиях придется умолчать. Одного взгляда на них достаточно, чтобы стало ясно – им нужно хоть что-то не трагическое.
– Ваш инжир, – говорит Вашти. – Эсфирь рассказала мне ваш секрет с расщеплением семян; вкуснее нет во всей Персии.
Гордость в глазах Мардука смешана с горем (смоковницы больше ему не принадлежат) и настороженностью (секрет по-прежнему его), и Вашти кивает, обещая никому не рассказывать.
– Она послала передать – завтра утром будет резня.
Вашти ждет, пока они осознают произнесенную ею ложь. Больше года им не протянуть, в этом она уверена. Поэтому не испытывает раскаяния, только облегчение от того, какова ее роль в происходящем. Она больше не в заточении и не во дворце, а в шатре. Между двух миров. И у нее есть пространство для маневров. Вашти сумеет их убедить.
Она повторяет:
– Эсфирь сказала – вам нужно уходить.
И мужчина, и мальчик смотрят на нее. Мардук вскидывает подбородок.
– А сама не могла прийти?
– Нет. Она не могла прийти сама.
– И не поможет нам?
Вашти на миг теряет дар речи. Едва сдерживается, чтобы не рассмеяться, – не потому, что Мардук ей смешон, а потому, что его вопрос и злая надежда, которая спустя годы еще жива, кажутся ей жалкими.
– Нет, – отвечает Вашти. – Жаль, что я не могу рассказать вам, как сильно она старалась.
Иц выходит из-за спины отца. Он опустил руку с ножом, но выражение лица все такое же резкое.
– Что они с ней сделали? – спрашивает Иц, и хотя ломающийся голос выдает его юный возраст, больше ничего юного в нем нет. Если с кем и придется трудно, это с ним, думает Вашти. У них не так уж мало общего. Оба знают, каково это – скрываться, угодить в ловушку, чтобы спасти собственную жизнь. Скрытность Вашти его не обманывает. Он понимает, что она может рассказать, как именно старалась Эсфирь, однако решила молчать. Даже если Иц не знает подробностей, как Эсфирь ходила к царю без спроса, как оживила птицу, предлагала себя, ему ясно одно: спасти их никогда не было в ее силах. Вопреки надеждам Вашти, он не верит (как должны все они) в то, что царица – на самом деле царица.
– С ней хорошо обращаются, – объявляет Вашти, не глядя Ицу в глаза. – У нее родился ребенок, мальчик, и она ждет второго. Спит на шелковых простынях…
Вашти рассказывает, как проходят дни Эсфири, про тенистые сады для прогулок, роскошные наряды, пиры и все атрибуты изобилия, какие приходят ей на ум, цвета, ощущения, ароматы, события, одновременно правдивые по сути (они происходили с самой Вашти) и фантастические, преувеличенные в несколько раз, водопад исполненных желаний. Чем дольше она рассказывает, тем сильнее верит сама себе. Вашти убеждена, что Эсфирь не только выживет, но совершит много больше. Она добавляет, что у Эсфири чудесный малыш – он спит вместе с Эсфирь в ее кровати. А еще у нее есть Бараз, самый верный евнух во всей Персии.
Вашти делает паузу, так чтобы взгляды устремились на Бараза, пусть все видят его рост и добрый нрав. Он есть у Эсфири, но (Вашти забрасывает наживку, осторожно, будто бы в ее словах нет никакого подтекста) только если успеет вернуться до рассвета. И если они успеют уйти.
– Пусть идет сейчас, – говорит Иц.
– Он здесь, чтобы помочь.
– Нам не нужна его помощь.
Вашти хочется снова завернуть Ица в ковер, ненадолго, пока они не будут вне опасности. «Он здесь, чтобы помочь мне, – мысленно отвечает она Ицу. – Я была, есть и буду первой, пока жива. И это не изменить».
Иц прищуривается. Как будто читает ее мысли. А может, он просто осторожный мальчик и большой скептик.
– Кто ты такая? – спрашивает он.
Вашти вглядывается в лица людей, повернувшихся к ней, затаив дыхание – Иц сумел посеять сомнения и в них. Потом она смотрит на Бараза. По плану, Вашти должна сказать, что она преданная служанка Эсфири. Но Бараз приподнимает бровь, и становится ясно, что он думает о том же: Иц ни за что не поверит. И в его власти настроить против всех остальных.
Глядя в темноту глаз Ица, она произносит: