Утерянная Книга В.

От ужаса у Вашти звенит в ушах. «Кто эта шлюха? – думает она. – Она поглотила женщину, которую нарекли шлюхой за ее добродетель». Ее добродетель была не нужна Ахашверошу, она выставляла Вашти фригидной, а ее фригидность значила бы, что дело в нем. В то время как выставить ее шлюхой (или прокаженной, или что еще о ней болтают) значило бы, что дело в ней. Это она во всем виновата. А когда царь протрезвел, было уже поздно. Вашти исчезла, умерла, и он не мог ничего исправить. Не мог показаться слабым.

И вот опять она – шлюха. В распахнутых одеждах. Иц возбужден – глупо притворяться, будто она не видит. Откуда ему знать, что рисунки на теле – не для царицы. Откуда им всем знать. Они никогда не видели людей, чьи тела так разукрашены, поэтому, ошеломленные, легко верят, что такие знаки может носить на себе только царица. (Люди думают, что знают о чем-то, потом рассказывают другим людям, а те – другим, а те записывают, и вот уже так написано в книге, а потом показано на экране, а значит – правда: «В Древней Персии тела цариц украшали татуировками с изображением животных».)

Жители шатра не одобряют того, что сделали с ее телом, но увиденное произвело впечатление. Даже на Ица. Иц поражен и как ее оппонент, и как подросток. Он советуется с отцом.

Дальше все просто – поднять остальные шатры, собраться. Через час лагерь исчезает, остаются лишь следы босых ног, да и те пропадают к рассвету, когда над песками поднимается сильный ветер.

Манхэттен. Что честь свою сумела сохранить

«Окна нужно помыть», – думает Ви, возвращаясь в квартиру вслед за Джорджи. Солнце светит под таким углом, что становится видна копоть. Разве уже три часа? Ви не ожидала, что девочка пробудет у нее так долго. Она мысленно напоминает себе про окна и присаживается за стол, чтобы снять туфли. Ноги устали. Да и все тело тоже. Ви встает, хочет убрать посуду, но тут же вновь садится, вполсилы пытается сложить чашки и блюдца, оглядывается по сторонам. Нужно полить цветы. («Окна. Цветы».) От чая дрожат руки. Через потемневшее окно видно здание напротив. Надо пойти посидеть на диване – оттуда виден парк. Ви хотела как-то приободрить дочь Роз-мари и не смогла, а теперь вот хочет пойти на диван, но остается на том же месте.

Она удивилась, увидев на церемонии прощания, что дочь Розмари совсем не похожа на маму. Ее братья унаследовали светлые волосы матери и кожу, на которую хорошо ложится загар, а Лили похожа на отца, что разочаровало Ви сильнее, чем она могла объяснить. Впрочем, сегодня во время их беседы Ви начала замечать черточки Розмари в ее дочери – не в лице, а скорее в манерах. Легкий наклон головы, когда она слушала. Широта, с которой улыбалась. То, как двигались ее брови. У Розмари были густые брови, у Лили – не такие, но они выражали эмоции, как и у Розмари, хмурясь, приподнимаясь и падая, – как будто жили своей жизнью.

Именно брови выдавали сожаление Розмари, когда та велела Ви уезжать.

Как же это Лили сказала? «Вы не хотели ее разыскать?» Ви думала об этом каждый божий день. Даже в последние годы на нее нет-нет да и накатывала тоска по Розмари. Но Ви действительно считает, что не ей решать. Алекс просил ее вернуться; Розмари не просила. А по тому, как к ней отнеслись братья Лили на церемонии, понятно, что у них в доме добрым словом ее не поминали, а скорее всего – не упоминали вовсе. Для тех юношей Ви явно была разрушительницей семьи.

Ви поливает цветы: толстянку, едва начавшие распускаться амариллисы, рождественник на железной подставке. Убирает лейку и мысленно вычеркивает пункт «цветы». Потом еще ненадолго задерживается возле них, без обуви, в чулках, очищая листья толстянки от налета. Делает шаг назад. Такой красивый цветок, он у Ви уже больше двадцати лет. Она обрезает ветки, чтобы он рос не в высоту, а в ширину, заполняя собой пространство у окна. Когда какая-нибудь веточка начинает расти не туда, Ви срезает ее, сажает в горшочек с землей и дарит одному из швейцаров. Старший из них, Микел, показывал ей фотографии цветка, который у него вырос – высотой в два фута, на подоконнике, заставленном фигурками детей, одетых в европейские костюмы времен Старого Света. Толстянка защищает их от солнца.