Утешение в дороге

Быстро, как молния, я переобулась обратно в кроссовки.

За стенкой спустили воду в унитазе.

«СЕЙЧАС ИЛИ НИКОГДА, – подумала я. – БЕГИ».

Тихо, крадучись, я пробралась на задворки. Там перелезла через ворота и спряталась в поле за кустом. Отсюда я могла видеть и заправку, и грузовик, и дорогу. Нас разделяла какая-то полусотня метров.

Мир замер вместе со мной.

Фил вышел из туалета, руки в карманах, и огляделся по сторонам.

Он ждал, прислонившись к колесу грузовика.

Может быть, даже звал меня по имени.

Он обошел вокруг туалетов, постучался в дверь дамской кабинки.

Потом нырнул в магазин.

Вышел оттуда и подождал еще немного.

Он вернулся к грузовику.

Достал из кармана мобильный, посмотрел на него и поднял взгляд. На мгновение мне показалось, что он смотрит прямо на меня, но потом он отвел глаза, его плечи поникли, как будто ему стало грустно.

Он забрался в грузовик. Но двигатель не завел.

Прошли минуты. Издалека донесся отдаленный гул. Гром.

Потом двигатель заработал. Грузовик тронулся с места. А с ним и Фил.

Мир снова завертелся.

Я расселась на зеленом поле. Я, она же семнадцатилетняя Солас, и рюкзак из кожи ящерицы.

«Ящерка» выглядела побитой.

Девушка по имени Солас подула на одуванчики.

– Вот и побрились, – пропела она.

Девушка открыла ладонь, в которой лежала пара монет, украденных из тайника Фила. Видимо, трудно избавиться от старых привычек. Все-таки она плохая девочка, эта Солас.

Но настоящая я не двигалась. Холли чувствовала себя такой же безжизненной и раздавленной, как та норка.

Снова загрохотал гром.

Майко и Фил, одна и та же история. Уходят, уходят, уходят из моей жизни.

Фишгард с таким же успехом мог быть Китаем.

Я сидела посреди поля в Уэльсе, под грозовым небом, и за мной по пятам гнался закон. И рассчитывать я могла только на помощь вороватой гламурной девицы, которая существовала лишь в моей больной сумасшедшей голове.

31. В черных горах

Помню, Майко говорил, что в дороге можно встретиться с Богом. Странно слышать это от бывшего панк-рокера, но, возможно, он прав. Я думала о Филе с его скорбным ртом, страдающими глазами и грустной музыкой; вспоминала, как он покупал мне сосиски, будучи веганом, не говоря уже о праздничном торте с воображаемыми свечками. И еще я помнила, как он жалел мою избитую в Уэльсе маму и одолжил мне свой телефон. Я никогда не увлекалась верой во Всевышнего. В души, парящие в небесах. В мертвецов, выходящих из могил. Маму, как истинную ирландку, воспитывали в католической вере, но она говорила, что церковь – пустая трата времени и места и чем скорее все они будут превращены в хорошие просторные квартиры, тем лучше. Но в тот день, когда мне исполнилось семнадцать, 11 июня, я сидела на том зеленом поле и думала, что, может быть, Бог и существует, хотя бы частичка его. Может, он живет в душах людей, смотрит на мир их глазами, как тот парень в фильме, вернувшийся назад во времени на пятнадцать минут, чтобы изменить мир. Может быть, Бог проникает внутрь тебя и заставляет совершать добрые дела, а ты даже не знаешь, что он там. Наверное, к таким, как я, он никогда и не приблизится. Но людей вроде Фила, с его живописными маршрутами и веганскими мечтами, он определенно любит.

Я, настоящая, посмотрела на украденные у него деньги, и мне захотелось их выбросить. А потом я подумала, что лучше сохранить их и отдать первому бездомному, которого встречу в пути. Или опустить в церковный ящик для пожертвований. Но пока я положила их в потайной карман, где были спрятаны мамино янтарное кольцо и SIM-карта.

В небе осталась всего одна голубая полоска, да и та съеживалась. Я поднялась с земли и вернулась на заправку. Пошла прямиком в туалет и расчесала свои настоящие волосы. Потом снова надела парик, расчесала и его тоже. Когда я вышла, над темными горами уже зависло уродливое грязное облако. Воздух сгустился и пожелтел.

«…Они настойчиво призывают девушку связаться с приемными родителями…» Фионой и Рэем. Ведь я отправила их на задворки памяти, но они, как сломанные пружины дивана, вырываются наружу. Ты чувствуешь, как они впиваются в задницу, когда садишься, потом тебе удается о них забыть, пока ты смотришь увлекательное телешоу, но, как только оно заканчивается, назойливое подталкивание возобновляется. Я вспомнила, как в день нашей первой встречи в Темплтон-хаусе Фиона смотрела на меня, как на последнего выжившего кита. Вспомнила, как улыбался мне Рэй, стоя под моим окном в саду. Щелк-щелк, заработали ножницы, и буквы моего имени, сотканные из облака, поплыли по небу.

Олдриджи не поверили в историю о моем отъезде на Тенерифе. Если подумать, у меня даже паспорта не было.

Надо же, один звонок – и все пропало. Меня опять поместят в камеру. Фиона и Рэй будут знать, что я жива, но снимут с себя ответственность и уже никогда не захотят меня вернуть. И кто посмеет их винить? Я бы на их месте поступила так же.