Но и это еще не все... Больше ни разу не положила руку Шарлю на спину. Ни мимолетных улыбок, ни многозначительных взглядов. Никаких тебе
Поначалу страдал от этого явного охлаждения и тягостного для него перехода на
Вот, значит, как? Получается, что его, ненаглядного, отныне перевели на роль статиста? Она вообще перестала называть его по имени, а говорила
Shit[320]
.Неужели она влюбилась в этого верзилу? Непохоже...
Кажется, влюбилась в саму себя.
Играла, дурачилась, исчезала куда-то с детьми и
На равных.
Рассыпалась в благодарностях перед своими гостями, десятками произносила тосты в их честь за обедами и ужинами, которые становились все длиннее, и воспользовалась их присутствием, чтобы сложить с себя обязанности опекуна.
Чувствовала себя совершенно счастливой.
На подсознательном уровне Шарля могли бы, должны были бы... как сказать... отпугнуть, смутить эти ее лопатки, выпиравшие из-под лямок лифчика, словно обрубленные крылышки, но такой она нравилась ему еще больше.
Ну и ладно. Старался ничем себя не выдавать... Получил немало ударов за последнее время, да и его ребро, с опорой на хребет прикрывавшее сердце, только-только начало подживать. Так что не время всем подряд распахивать свои объятия.
Нет. Она не святая... Большая лентяйка и пофигистка, выпить не дура, выращивает марихуану (это и есть ее «щадящая фармацевтика»...), к тому же безбожница!
Абсолютно аморальная женщина.
Да уж.
Пожалуй, к такой стоило отнестись поспокойнее.
Терпение, улитка-малютка, терпение...
И чем же он, собственно говоря, занимался, раз у него было время морочить себе голову этим вздором, точно он — влюбленный юноша—переросток?
Мух подметал.
Не один, конечно. Втянул в это дело Ясина и Харриет, которые уступили свои комнаты звездно-полосатым и переселились к нему.
Комнаты распределили по жребию и два дня напролет, задыхаясь в паутине, шарили по амбарам, словно по складам списанной мебели. Обсуждали, чинили, чистили и заново красили столы, стулья, зеркальные рамы и прочую рухлядь, изъеденную термитами и жуками—древоточцами. (Ясин, которого сердила их неразборчивость в червоточинах, прочитал им краткую лекцию: от жуков — только дырки, а вот гниловато-слоистая рыхлость — это работа термитов.)
Устроили небольшое
— Вы приехали сюда работать? — прошептала она.
— Нет. Просто хотелось произвести на вас впечатление...
— Да?
Все остальные были у Харриет.
— Я должна вам кое—что сказать, — добавила она, выглядывая в окно.
—Что?
— Я... Вы... В общем... Если я...
Шарль судорожно сжимал в руке пригоршню арахиса.
— Нет. Ничего, — сказала она, оборачиваясь, — тут стало очень уютно, да?
За те три дня, что он здесь был, впервые они оказались наедине, и он на пару минут снял с себя маску примерного бой-скаута:
— Кейт... поговорите со мной...
— Я... Я, как Ясин, — заявила она ни с того ни с сего.
—…
— Не знаю, как вам это сказать, но я... я ни за что на свете больше не хочу рисковать, я боюсь страданий.
—…
— Вы меня понимаете?
— Мне об этом Натали рассказывала... Что дети, живущие в приемных семьях, часто болезненно реагируют на любые перемены, ни с того ни с сего делаются несносными и страшно мучают тех, кто их к себе принял. И знаете, почему они так поступают? Инстинкт самосохранения. Чтобы физически и морально подготовиться к новой разлуке. Они нарочно ведут себя отвратительно, чтобы их отъезд всеми был принят, как облегчение. Чтобы убить любовь... Эту... эту дурацкую ловушку, в которую их опять заманили...
Ее палец скользил по зеркалу.
— Вот и я, представьте себе, такая же, как они. Я не хочу больше страдать.
Шарль искал слова. Одно, два, три. Можно и больше, раз уж без них не обойтись, но, ради бога, хоть какие-нибудь...
— Вы все время молчите, — вздохнула она. И добавила, уходя в соседнюю комнату:
— Я о вас ничего не знаю. Даже не знаю, кто вы, зачем вернулись сюда, но я должна вас предупредить: я всегда рада гостям,
— Что, но?
— Вам не представится случай бросить меня...
Ее голова снова появилась в дверях, заметила, что ее легковес в состоянии грогги и решила этот раунд завершить:
— А если серьезно, darling[322]
, знаете, кого здесь не хватает? А поскольку он действительно бьш совершенно оглушен, ответила сама:— Некой Матильды.
Выплюнул капу, вместе с несколькими зубами, и улыбнулся в ответ, а потом пошел за ней следом, огибая буфет.