Утятинский демон

– Ну вот, я же волновалась. Она сказала, что ненадолго, и пропала. Я через две недели стала ей звонить. Она недоступна. Я по домашнему. Не отвечает. Подошла к двери, позвонила. Тишина. А тут подхожу, а в квартире голоса. Звоню – не подходят. Я испугалась: вдруг грабители? В милицию не стала звонить, они с места не сдвинутся. Скорей к Петру Иванычу, он у нас раньше участковым был. И к Татьяне Ивановне хорошо относился. Он-то не забоялся, начал в дверь ломиться. Тут и ты вывалилась. Мы и не поняли сперва, кто это. Морда красная, трясешься вся. Потом Петр Иваныч сообразил. По виду-то ты, уж прости, чистая наркоша. Кто у нас наркоша-то? Ритка это, не иначе! В сумку твою залезли – вот он, паспорт-то. «Скорую» вызвали, они и брать сначала не хотели. Полиса, грит, нет. Потом объяснили, что ты Татьяны Ивановны племянница. Ну, забрали тебя. А там и полис нашелся.

Татьяна Ивановна мысленно считала. Получалось, что пока она приходила в себя, нищенку Таню уже должны были выгнать из хосписа. «Надеюсь, она подлечилась, отогрелась и отмылась, – подумала она. – Разоблачили ее вряд ли. Никто ко мне особенно не приглядывался. Морда красная, как соседка говорит, и у нее присутствует. Сейчас, наверное, или ушла, или ее в муниципальную больницу отправили, если ей не полегчало. И даже если подмену заметили, с меня взятки гладки. Ищите теперь Татьяну Ивановну! Однако выяснить все это придется».

– Ирина Михайловна, мне же пора за хоспис заплатить! Она денег дала! Где телефон?

– Дома все твои вещички. Я и думаю, что-то много у тебя денег в сумке. А это, стало быть, ее?

– Вы что, думаете, у меня своих нет? Там в конверте – тети Танины, а в кошельке мои. И я могла за нее заплатить, она сама попросила деньги забрать, чтобы на будущее… я же пока без работы. Дайте телефон, надо предупредить, что я заплачу!

– Дома телефон. Бери мой, звони.

– Вы что думаете, я номера все наизусть помню?

– Ладно, дамы, – перебил их разговор врач. – Пообщались, разобрались. Татьяна Ивановна не на улице, в больнице. Прекращаем прения, больной пора отдыхать. До завтра, дорогая Ирина Михайловна.

Все разошлись. Татьяна Ивановна лежала и прислушивалась к своему телу. Это удивительно, но впервые за несколько недель ничего не болело. Не было ощущения ни жара, ни слабости. Через большое окно на нее светило осеннее солнышко, в палате было тепло. Из коридора доносились невнятные голоса. Все койки стояли пустые. Судя по запаху пригоревшей каши, все ушли на обед. Как только всплыла мысль об обеде, возникло чувство голода. «Не пойти ли и мне?» – подумала Татьяна Ивановна, но тут распахнулась дверь и вошла толстая тетка в белом халате, толкая перед собой тележку.

– Ну что вы, я могла бы и сама, – садясь на кровати, сказала Татьяна Ивановна.

– Сиди уж, – вполне добродушно ответила тетка. – Неделю на одних капельницах, и туда же – сама! Наедай шею с телячий хвост!

Татьяна Ивановна спустила ноги с кровати и потянулась к тумбочке. Тетка продолжала с любопытством разглядывать ее.

– Тебя как зовут-то?

– Грета, – с запинкой представилась она, понимая, что пора привыкать к новому имени.

– Это что же за имя такое?

– Вообще-то я Маргарита. Родные зовут меня Грета.

– Ритка, значит. Ты Кожевникова, что ль?

– Пурит.

– Ну, все у тебя чудное, и имя, и фамилия. Это каких же ты кровей?

– Папа мой был латыш.

– Умер, что ли?

– Да, давно.

– А мать где?

– Тоже умерла. Они в один год с мамой…

– Ты что же, детдомовская?

– Нет, я у тети жила.

– Это, стало быть, какая у нас работала?

– Да, Татьяна Ивановна.

– Наверное, строгая женщина?

– Да нет, нормальная.

– И что же ты с ней не ужилась?

– Я школу кончила, уехала в Москву. Хотелось самостоятельности.

– Это да, мой Витька после армии тоже сразу в Москву усвистал. Всем вам там медом намазано… Что не ешь, рыба вон какая сегодня вкусная.

– Я, наверное, есть отвыкла.

– Ну, супчик похлебала, и ладно. Я второе тебе оставлю. Если что, позови, разогрею. И компот в казенном стакане. Кто придет к тебе, скажи, чтобы кружку принесли.

Татьяну Ивановну удивило такое сердечное отношение. По опыту пребывания в больницах она знала, что санитарки – публика железобетонная.

Назавтра она проснулась с ощущением праздника. Прислушалась к себе: в чем дело? Ничего не болит. Это здорово! Есть, как говорят шпионы, легенда внедрения. Это замечательно! Она молода и здорова. Это вообще! Спасибо, Коля-демон!

Вчера она уже прошлась по коридорам. Вечером сама сходила на ужин. После завтрака решила: надо как-нибудь по приличному выписываться. Сказать, что ли, что пора тетку навестить?

Пришла соседка:

– Грета, вот я тебе бульончику.

– Да что вы, Ирина Михайловна. Мне, право, неудобно, – а сама жадно принюхивалась: пахло укропчиком, не сравнить с казенной бурдой.

– Ешь, Греточка. А то Татьяна Ивановна мне скажет: что ж ты моей родной кровинушке куска пожалела? Не мы ли с тобой сорок лет в одном подъезде… – и заплакала.