Утопия-авеню

…кофе подают в большой голубой чашке, как поэтам и философам в Париже. Дин делает глоток. Кофе в меру горячий. Дин отхлебывает треть, задерживает кофейную магию во рту, потом глотает, и путаные мысли о возможном сыне внезапно распутываются. «Буду считать Артура своим сыном. Буду платить его матери алименты каждый месяц. Чтобы ей не пришлось бедствовать. Я на ней не женюсь, потому что нам обоим надо найти свою настоящую любовь, но мы будем поддерживать дружеские отношения. А через пару лет, когда Артур немного подрастет, начнет ходить и говорить, я приглашу их с Амандой в Грейвзенд, познакомлю с бабулей Мосс и тетушками. Они сразу поймут, мой это сын или нет. Даже я к тому времени это пойму. Если он мой сын, то я буду ему хорошим отцом. Научу его удить рыбу с причала у старого форта. А если он не мой, то стану ему крестным и все равно научу его удить рыбу». Дин открывает глаза, бормочет себе под нос:

– Так вроде нормально.

– Как кофе? – спрашивает официантка Глория.

Дин знает, что надо ответить «спасибо, вкусно», но решает притвориться Джаспером.

– Гм… Температура правильная: кофе горячий, но не обжигающий. Вкус… отличные зерна, хорошо обжаренные, не горчит, приятный. Великолепно. Вполне возможно, что с этим кофе ничто больше не сравнится. Кто знает, может быть, именно с него начнется новая кофейная эпоха. Ну, время покажет. Вот такой у меня кофе, Глория. Между прочим, меня зовут Дин. Спасибо.

– Ого! Надо же. Рада слышать. Я передам Педро. Это он варил кофе. И… тридцать центов, пожалуйста.

– Минуточку.

«Она думает, что я под кайфом и забуду заплатить…» Он кладет на стол доллар:

– Сдачи не надо. Это вам с Педро.

Она заметно расслабляется:

– Не передумаешь?

– Это вам с Педро.

– Спасибо. – Доллар исчезает в кармашке передника.

– У меня сегодня знаменательный день. Я… – «Ну говори уже!» – Я стану отцом.

– Поздравляю, Дин! Скоро?

– Три месяца назад.

Она недоуменно смотрит на него:

– Так он уже родился?

– Ага. Долго объяснять. Его зовут Артур. Для меня это все в новинку, но… – Дин вспоминает паломника с Восьмерки Кубков. – Жизнь – это путешествие, правда?

Официантка смотрит на Маркет-стрит, думает о своем, потом переводит взгляд на Дина:

– Да, похоже. Удачи вам с Артуром. Ты помог его сотворить, а он сделает из тебя человека.

Дин идет мимо еще не открытых лавочек, магазинов с заколоченными витринами, невысоких конторских зданий, стройплощадки, пустыря, склада. «Ничего необычного…» Через каждые двадцать или тридцать шагов теплый ветерок сдувает листву с очередного дерева. По Маркет-стрит несется поток машин, замирает на светофорах. Между автомобилями шныряют мотоциклы. У лавки мясника стоит фургон. На крюках висят туши. Дин вдыхает запах бойни. Чувствует, как сквозь тело струится какая-то неведомая сила, как ток по трамвайным проводам. «А может, лей-линии – вовсе не выдумка…» Чем ближе к центру города, тем выше здания. Дин подходит к Хайд-стрит, вспоминает слова Чейтона: «Теперь я знаю, где я». Студия там, где Хайд-стрит пересекает Турк-стрит. Дин смотрит на часы. До начала сессии еще минут тридцать. «А я буду там через четверть часа». Есть время дойти до гостиницы на Саттер-стрит и принять душ. «Правильная мысль, а то я весь потный и вонючий». Он проходит мимо оперного театра, внушительного здания с колоннами и георгианскими окнами, совсем как на Хеймаркете или в Кенсингтон-Гарденс. Хайд-стрит круто забирает вверх. Район не из зажиточных. Дин проходит мимо ломбарда; окна загорожены стальными решетками. Обшарпанная прачечная. «ТЕНДЕРЛОЙН СТРИП-ШОУ». Парковка, на которой стоит ржавый седан без колес. Из трещин в асфальте растут сорняки. Под дверью сидит бездомный, кутается в лохмотья. На картонке шариковой ручкой выведено: «И ТАКАЯ ХРЕНЬ ВОТ УЖЕ 20 ЛЕТ». Калифорнийская беднота такая же, как и везде. Дин опускает в протянутую руку пятидесятицентовик. Грязные пальцы сжимаются в кулак. Красноглазый попрошайка говорит: «И это все?» На углу Эдди-стрит магазинчик «БАКАЛЕЯ И СПИРТНОЕ ЭДДИ-ТУРК».

За окном холодильник с бутылками молока.

После долгой прогулки стакан холодного молока не помешает…

В магазине пахнет перезрелыми фруктами и оберточной бумагой. Продавец – сикх в темных очках, синем тюрбане и белой рубашке. Он читает «Долину кукол» и ест виноград. На полках за кассой стоят бутылки спиртного. Продавец смотрит на Дина:

– Хороший сегодня день.

– Будем надеяться. Мне бы молока.

Сикх кивает на холодильник:

– Берите.

Дин берет полпинты молока, прижимает холодную бутылку к щеке, приносит к кассе.

– И пачку «Мальборо».

Рядом стоит стеллаж с открытками. Дин выбирает одну, с видом моста «Золотые ворота».

– Шестьдесят центов, – говорит сикх с чисто американским акцентом, совсем как Джон Уэйн. – А если с маркой авиапочты, то шестьдесят два цента.

– Спасибо. – Дин отсчитывает монетки. – Можно позаимствовать шариковую ручку?

Продавец кладет деньги в кассу и дает Дину ручку:

– Бесплатно. Там у подсобки есть столик.

– Спасибо.