Утопия на марше. История Коминтерна в лицах

В годы перестройки в распоряжении историков оказался уникальный документ, до того скрытый в архиве болгарской компартии. Речь идет о дневнике Димитрова, в котором тот скрупулезно фиксировал замечания, советы и директивы, полученные во время личных встреч со Сталиным. Если в 1936 году среди обсуждавшихся тем доминировало положение в Китае, то со следующего года генсек главное внимание уделял отставанию коминтерновских структур в разоблачении «врагов народа». Не щадя авторитета Димитрова, Сталин заявил 11 февраля 1937 года, что подготовленное в связи со вторым показательным процессом постановление ИККИ является «чепуховым. Вы все там в Коминтерне работаете на руку противника»[1636]. Нетрудно себе представить, как заерзал болгарский коммунист в своем кресле, расположенном в ложе Большого театра, где состоялся этот разговор — как и любой другой человек в Советском Союзе, он не чувствовал себя в безопасности. Правда, известной страховкой для Димитрова было то, что ему, тогда рядовому сотруднику аппарата Исполкома, не пришлось принимать участия во внутрипартийном конфликте середины 1920-х годов.

В упреках Сталина была своя логика — в середине 1930-х годов резко вырос поток политэмигрантов, прибывавших в Советский Союз из европейских стран, где установились авторитарные или фашистские режимы. В условиях набиравшей силу шпиономании именно они, проходившие проверку в отделе кадров ИККИ, выступали связующим звеном между иностранными разведками и Троцким, с одной стороны, и диверсантами и вредителями в СССР. Нельзя сказать, что аппарат Коминтерна не был затронут подобными настроениями. Уже в начале 1936 го-да по инициативе Мануильского было подготовлено решение, предусматривавшее персональную ответственность представителя той или иной компартии за политических эмигрантов и других лиц, направляемых на территорию СССР[1637].

^{Вильгельм Георгиевич Кнорин}

^{Июль 1924}

^{[РГАСПИ. Ф. 492. Оп. 2. Д. 205. Л. 1]}

В те же дни Секретариат ИККИ решил «поставить в Президиуме вопрос о повышении бдительности во всех секциях Коминтерна и о мероприятиях против проникновения в их ряды провокаторов и агентов классового врага»[1638]. Чуть позже было принято еще одно решение, которое впоследствии сыграет важную роль в развертывании репрессий по отношению к иностранным коммунистам: отделу кадров ИККИ было поручено принять на себя контроль за их переводом в ВКП(б). На него возлагалась ответственность за любые случаи проникновения на территорию СССР лиц, подозрительных по шпионажу. «Исключения возможны только по требованию соответствующих инстанций», т. е. органов НКВД[1639].

В период массовых репрессий коминтерновский аппарат находился под двойным подозрением не только в силу пропагандистской ксенофобии, но и из-за сохранявшихся у него особых связей с внешним миром. Его руководителям приходилось балансировать между участием в репрессиях, охвативших весь Советский Союз, и сохранением дееспособности собственных структур. Тот факт, что в ходе первого показательного процесса в августе 1936 года на скамье подсудимых оказались члены КПГ и сотрудники Исполкома Коминтерна, заставил их удвоить свою энергию.

Сразу же после завершения процесса Секретариат ИККИ развернул широкую кампанию по пропаганде его итогов. В ответ на «антисоветский вой международной реакции» зарубежные компартии в срочном порядке должны были организовать «выступления ЦК партии, партийных организаций, массовых собраний, в частности социал-демократических рабочих, с выражением братской солидарности с трудящимися СССР, руководством ВКП и вождем международного пролетариата тов. Сталиным»[1640]. Это не остановило маховика репрессий в центральном аппарате ИККИ[1641]. 10 октября 1937 года оттуда в ЦК ВКП(б) был направлен запрос об укреплении кадрового состава в связи с тем, что многие сотрудники после многочисленных проверок и чисток были уволены или «переданы» органам НКВД[1642].

На конец 1937 года пришлись самые жесткие указания Сталина о необходимости продолжать репрессии, зафиксированные в дневнике Димитрова. Во время парада и демонстрации на Красной площади Сталин разъяснил тому, что руководившие Коминтерном Кнорин и Бела Кун являются шпионами, а Пятницкий — изобличенный троцкист. Три дня спустя из уст вождя вновь прозвучал упрек в том, что ИККИ лишь формально участвует в пропагандистской кампании, оправдывающей необходимость Большого террора: «…это недостаточно. Троцкистов надо гнать, расстреливать, уничтожать. Это всемирные провокаторы, злейшие агенты фашизма»[1643].