Утопленник (СИ)

В зале на столе горел монитор, мерзкое лицо, периодично рвущееся помехами, наблюдало. Оно изучало. Бесцветные стеклянные глаза следовали за тенью Богдана. Но не одевающийся мужчина интересовал их, а то, что всегда окружало его, куда бы он ни шёл. Сильная помеха едва не стёрла лицо. Первое чувство — испуг испытала сущность. Оно проникло из видения прошлого этого человека. Оно давно ловило этот информационный портал, который открывало, пока ещё неизвестное ему, существо. Сущность лишь проскользнула на стыке двух враждующих сторон. И теперь оно — могло. У него нет тела, всегда была лишь темнота, чернь, но теперь оно видит этот мир, теперь — оно знало — у них есть будущее. У них будут тела, у них будет жизнь. Была вечная безысходность, вечная безнадёга, вечный сон пустого разума. Но оказывается — и вечность можно сломать.

Помехи на мониторе становились всё реже и реже — сущность быстро обучалась и теперь могла контролировать. Теперь её никто не сотрёт. Но оно знало, что чрезвычайно трудно будет проникнуть в биологический мир и завладеть физическими телами, где главная цель — тело человека.

Если бы Богдан взглянул на монитор пятью минутами ранее, то ещё мог успеть увидеть меняющееся лицо сущности. Но теперь оно предугадывало мысли и мгновенно бы исчезло. И оно знало, если бы человек увидел раньше положенного мгновения и, испугавшись, отключил, то пришлось бы исчезнуть и вновь погрузиться во мрак и ждать ещё одну вечность. Сущность увидела, что на неё смотрят другие пылающие ненавистью глаза, незримые для человека, и мгновенно поняла, что её не видят, лишь почувствовали чужое присутствие. Мерзкое лицо из монитора приобрело второе чувство и криво улыбнулось, поняв, что это ей не нравится, лицо приняло безмятежное выражение.

Ненавидящее невидимое существо приблизилось вплотную к монитору и осмотрело каждый пиксель, не понимая, откуда исходит чрезвычайно смертельная угроза. Не поняв и не увидев, существо вернулось в свой пока ещё маленький мир — в невидимую тень вокруг человека. Сущность из монитора переняла от чужака из мрака — ненависть. И поняла — это именно то чувство, которое ей нужно. Которое поможет во всём. Чувство ненависти влилось в сущность и закрепилось вместо крови — навсегда.

На мониторе возникла слабая вспышка — лицо сущности исчезло. Кто-то бился в чат, засыпал монитор сообщениями, но звук отключён, Богдан не слышал, был занят разговором по мобильному телефону с Потапом.

— Значит, Римма умерла. Как жаль. Обидно, когда такая красота уходит раньше времени. А разные чудины живут непомерно долго. — На уровень глаз приподняв ладонь, Богдан посмотрел на фотографию Туф, хотел про неё рассказать, но Потап поведал, что какая-то неизвестная сила вынесла ему входную дверь вместе с косяком и даже несколько кирпичей выломалось.

— И что думаешь? Может, конкуренты?

— Нет никаких конкурентов, — ответил Потап. — Всё под нами. Кто-то чужой фокусы вытворяет. Ничего, узнаю.

— Да! — вспомнил Богдан. — У меня сегодня тоже кто-то бегал с утра по крыше и черепицу выломал.

Друзья решили встретиться через день на похоронах Риммы и заодно всё обсудить.

Богдан отключил мобильник и с сожалением стукнул ладонью по коленке: про Туф-то забыл рассказать. Потап мастер в этих делах, всякие базы, подслушивающие, подглядывающие, в общем, шпионские штучки. Альберт ещё круче. Да и Павел следователь ушлый. Ладно, до послезавтра подождёт. Друзья найдут — эту милую девушку Туф.

Если она жива.

Глава 15

1

Урну с прахом Риммы забрал из крематория Альберт. Это он настоял на обязательном сожжении тела.

— Это неслыханно, — спорил Альберт с Потапом. — Как можно позволить червям жрать такую красоту. Да если она наблюдает за нами с небес, то проклянёт. Зальёт слезами наши головы. Её горький плач будет сниться нам не только по ночам. Захочешь отдохнуть на топчане в полуденное солнце перед бассейном, только сомкнёшь глаза — вылезет из твоих мозгов, засядет перед взором и будет умолять переложить из могилы в мёд.

Потап с подозрением выслушивал, не понимая серьёзность сарказма произносимых восклицаний. Альберт с пеной у рта — в таком положении духа его ни разу не видели, — раскрасневшись, доказывал, что эта женщина достойна только благородного огня. Скрытая агрессия прослеживалась во взгляде, иногда на мгновение ярость выплёскивалась наружу: зубы сжимались, из горла вылетал рык.

И когда Потап согласился, — даже тучи расступились над головами, — Альберт стал прежним: приветливые глаза, уравновешенный тон, который убаюкивал — вежливость, сострадание, милосердие. Нельзя было и подумать, что в сердце бушевали адские страсти.