Утопленница

Июль состарился, что неизбежно происходит с любым месяцем, и в один из последних июльских дней, как раз перед окончательной смертью старого месяца и рождением августа, мы с Абалин чуть было не поссорились. Чуть было, но не окончательно. За все время, что мы провели вместе, я не припомню, чтобы у нас хоть раз случалась настоящая ссора. Такого рода вещи нам были несвойственны, и, оглядываясь назад, я благодарна судьбе хотя бы за это. По крайней мере, мы не ссорились, не ругались и не бросались в адрес друг друга гадкими словами, о которых сожалели бы потом всю жизнь, но, как говорится, слово – не воробей, вылетит – не поймаешь.

Итак, это случилось днём, точнее, на исходе дня, ранним вечером, практически в самом конце июля. Это означает, что прошло около шести недель с тех пор, как Абалин переехала в мою квартиру. День выдался исключительно жарким. В такие дни мне действительно хочется купить кондиционер, пускай он стоит слишком много – больше, чем я могу себе позволить; и даже если большую часть лета в кондиционере нет особой необходимости.

Но в тот день я всерьёз об этом задумалась. О кондиционере, я имею в виду. Я открыла оба окна в комнате, где рисую, в одном из них стоял вентилятор, но это не приносило никакой пользы. Воздух казался густым, словно суп, и запахи скипидара, льняного семени и масел, которые я обычно находила успокаивающими, только добавляли атмосфере тяжести. Мне пришлось снять халат. На голове у меня была бандана, чтобы пот не стекал в глаза, что, впрочем, не мешало ему капать с кончика носа на палитру с красками. Меня посетила мысль, что мой пот, смешанный с краской, представляет собой что-то зловещее (вот, опять это слово) и даже опасное. Получается, что я переношу на холст себя, мельчайшие частички моей сущности, содержащиеся в этих каплях пота и размазанные по поверхности холста. Запираю своё физическое «я» внутри своих картин. Я сидела там, истекая потом и безуспешно пытаясь смешать весьма специфический оттенок жёлтого цвета, который ясно себе представляла, но который всё никак мне не давался. Я пыталась работать, стараясь выбросить из головы дурные мысли о своём поте, смешанном с красками, о вуду и магии, а также о том, как сильно художник может привязаться к своему творению. Как он может вложить в него свою душу и, таким образом, её лишиться.

Думаю, было около половины седьмого, когда Абалин очень осторожно постучала в мою дверь. Солнце уже садилось, но в комнате не становилось прохладнее. Она поинтересовалась, можно ли ей войти. Не помешает ли она, если войдёт и поговорит со мной, пока я буду работать. Мне очень хотелось сказать «нет». Наверное, нужно было ответить отказом, но я этого не сделала. Уже несколько часов я торчала в этой комнате, упорно смешивая жёлтые цвета и окропляя своим потом палитру, но ничего нового на холсте так и не добавилось. Перестать работать я не могла, но и оставаться одной дальше мне не хотелось.

Она вошла и осторожно прикрыла за собой дверь. Затем Абалин села на пол неподалёку от моей табуретки, прислонившись спиной к стене. Какое-то мгновение она молча смотрела в ближайшее от неё окно, озирая вереницу крыш, деревья и птиц в небе.

– Ты проголодалась? – спросила она спустя пару минут. – Я думала приготовить что-нибудь на ужин, не заморачиваясь с плитой. Может, большую миску салата или что-то такое.

– Я не голодна, – ответила я, выдавливая из тюбика крошечную горошину малинового нафтола. На моих глазах неправильный жёлтый цвет превратился в ещё более неудачный оранжевый. – Слишком жарко. В такую жару я теряю аппетит.

– Тогда позже, – предложила она. Затем она перевела взгляд на холст. – Что-то не получается?

– Всё, – вздохнула я. – Никак не могу правильно подобрать цвет. Только лажаю и трачу краску почём зря.

– Тогда, возможно, тебе стоит сделать перерыв.

– Не хочу останавливаться, – ответила я, тут же осознав, насколько резко прозвучал мой голос, словно я огрызнулась. Поэтому я извинилась, пожаловавшись, что жара делает меня раздражительной.

За левым ухом у неё была заткнута сигарета, словно у слесаря или автомеханика из какого-нибудь старого фильма. Я подумала, что это выглядит довольно сексуально, но не сказала ей об этом. Просто продолжала смешивать краски в своей палитре, добавляя ещё больше пигмента, но всё безрезультатно.

– Эй, Имп, – хмыкнула она. – Всё в порядке?

– Нет, – хмуро ответила я, не поднимая глаз. – Мне жарко. Мне жарко, и я впустую трачу краску.

– Я не это имела в виду. Скорее, все лис тобой в порядке, в общем и целом?

Я не сразу нашлась с ответом. Не могу вспомнить, то ли мне просто не хотелось отвечать, то ли я была полностью поглощена поиском нужного мне жёлтого цвета.

– Не знаю, – сказала я в конце концов. – Полагаю, что да. Вроде бы со мной всё в порядке, как всегда.

– А если бы нет, ты бы мне сказала?

Я бросила на неё взгляд. Возможно, прищурилась. Может быть, нахмурилась. Выражение её лица изменилось, как будто то, что она прочитала в моих глазах, оказалось для неё неожиданностью и не на шутку обеспокоило.