Утраченное чудо

– Но, господин Орис, я всего лишь шел к святой Марте, это же кратчайший путь! – встрепенулся Каин, испугавшись приговора.

– Ничего, в следующий раз сделаешь крюк, от тех мест надо держаться на расстоянии морской мили. Сколько можно повторять! И еще: ты должен, обращаясь ко мне, говорить отец, а не старомодное «господин», ибо я – наказывающий безнаказанных отец всех беспризорных, начальник полиции и почетный гражданин города, – отчеканил некто, стоявший в тени. При этом господин Орис сделал вид, что изучает полосы матраса.

– Моя матушка была актрисой. Я хорошо помню эт, и только. Запомнить ваш титул у меня не хватает усердия. Может быть, он у вас слишком длинный?

Господин Орис побагровел и холодно посмотрел на Каина.

– Это все, что от тебя требуется, мальчик. Кстати, Платон помог мне повесить замок на твою воздушную дверь, – тут господин Орис зевну. – А насчет остальных дверей, если что, ключи от них будут у Платона.

Гость в синей шинели взял в руки свечу и, шагнув на гулкую металлическую лестницу, пробормотал еще что-то о невероятной худобе своего подопечного и о том, что неплохо бы внести сюда настоящую койку, в чем не было ничего удивительного: он всегда затрагивал перед уходом именно эти две темы. По лестнице спускались в темноту двое: господин Орис и тень господина Ориса, ничем не отличавшиеся друг от друга…

Дверь захлопнулась.

Глава 2 Ночной обход

– Платон, перестаньте, если вы думаете, что открыли Америку, вы ошибаетесь. Это просто одна из старых газетных басен. Цецилия Сапфир выступила в роли матери, а через какое-то время загадочно исчезла. Аплодисменты, занавес… Правда это или ложь, что это меняет? Пусть даже его маменька – королева Виктория, все равно никто на всем белом свете не обрадовался бы ему.

– Да что вы говорите! Он что-то напевает, когда один, у него есть флейта, и он играет на руинах святой Марты… Я знаю! Незаконно! Но ведь он даже человеком не признан.

– Ох, утомил, старый болтун…

Господин Орис остановился у трамвайного пути и стал ждать. Платон исчез где-то в темноте, когда в конце улицы появились огни. Нет, скорее это были желтые глаза пантеры, а она движется бесшумно.

Приближаясь быстро и плавно, машина вошла в освященную фонарями площадь. Казалось, это был обычный трамвайный вагон. Но стекол не было, и свет фонарей обозначил одежду и лица людей. Корпус был обшит листами рифленого металла и покрашен синей масляной краской. Желтым горел герб с изображением собачьей головы. Вагон вздрогнул и как-то удивительно быстро остановился возле господина Ориса.

Полицейские без формы, все с одинаковыми старыми ружьями, держались спокойно, почти нахально. Они были похожи на студентов, возвращающихся с занятий, но у каждого на груди в области сердца был пришит знак всех полицейских и служащих – человеческая ладонь с шестью пальцами. Нестройным разноголосым хором молодые люди приветствовали своего начальника. Господин Орис обхватил пальцами край не закрывающейся двери с криком: «Привет доблестному патрулю ночного обхода!». И вошел в трамвайный салон.

Вагон тронулся. Отовсюду смотрели лица, чумазые, белозубые…

– А какова сегодня добыча? – спросил господин Орис так, словно разговаривал сам с собой, но ответил ему все тот же нестройный хор. Начальник полиции указал пальцем на кого-то в толпе, и тут же над приутихшим гулом раздался непринужденный ответ:

– Одного трутня поймали с двумя чемоданами старых тряпок. Говорил, сжечь хочет память о прежней жизни. Но мы их, конечно, отняли. Решили, что неспроста этот старичок, на колдуна похожий, вылез из своего подвала, правда, не было у него ничего…

– Вы бы хоть отыскали его каморку, обыск там устроили, – мягко, почти по-отечески сказал господин Орис, – А то взяли мы одного неприметного такого, а он богомазом оказался…

– Так мы залезли, – перебил молодой человек. Он жил в котельной, и мы ничего не нашли там, кроме чёрного, как сажа, угля.

Раздался хохот.

– Смотрите внимательнее, ребятки, внимательнее…

Люди напоминали живые тени, которые отбрасывают вещи, освещенные ярким пламенем. Ветер трепал их одежду, найденную на чердаках или собственноручно сшитую из старых штор. На каждом лице читалась радость от уверенности в собственной правоте. «Да пропади они пропадом, эти старые басни, иконы и вечные двигатели, что не кормят и не греют», – сидело в голове у каждого из них. Пульс их сердец вторил скороговорке колес. У каждого из них был кусок хлеба и кусок власти.

Начальник полиции в своей новой шинели, блестевшей мертвенным глянцем, был неподвижен, как статуя, навеки застывшая в своей форме.

– Так, а Дракона проведали? – значительней и строже спросил господин Орис с видом римского триумфатора, уверенного в том, что армия его боготворит.

– А как же! – ответил тот же бойкий юноша, что докладывал о старике. – Только его нет сейчас, видно, выслеживает или уже поймал кого-то в парке. В парке Марата.

Трамвай доблестного ночного обхода начал замедлять ход еще за два перекрестка до полицейского отделения и остановился, не доезжая до крыльца.