Утраченное искусство бега. Путешествие в забытую сущность человеческого движения

Впервые мне довелось поработать с Рори незадолго до того, как он отправился на свой 13-й Сахарский марафон. В следующий раз мы встретились на треке в Бристоле примерно год спустя. Было очевидно, что за прошедшее относительно недолгое время он прошел через многое.

У каждого есть свой Эверест. Испытание, для прохождения которого приходится преодолеть себя без какой-либо гарантии успеха. Казалось, Рори было все по плечу. Чем больше экстрима, тем лучше. Если для многих пробежать разом весь марафон было достижением всей жизни, то Рори делал это каждую неделю. Он не задумываясь записывался на ультрамарафоны, где было необходимо пробежать более 150 километров в самых экстремальных условиях. Его Эверестом между тем неожиданно стал один пятикилометровый круг по местному парку.

«Все случилось в начале сентября 2016-го. Перед этим в апреле я пробежал свой четырнадцатый Сахарский марафон. Незадолго до отъезда в Марокко я снял короткометражку в Лондоне, приехав туда на машине из Кардиффа. Я из тех людей, которые почти никогда не болеют. За всю свою карьеру я не получил ни одной серьезной травмы. Однако в тот день я чувствовал себя отвратительно. Ощущение дискомфорта в итоге переросло в расстройство желудка, но записываться на прием к врачу было уже слишком поздно, так что я отправился в Северную Африку, где по прибытии в лагерь сразу же принял лекарство. Мне полегчало, и я не стал отказываться от участия.

Оглядываясь назад, я понимаю, что все признаки болезни были налицо. Сахарский марафон 2016 года выдался тяжелым, и мне было трудно бежать. Тогда я все списал на особенно сложную трассу, выбранную для забега. За пять километров до финиша одного из этапов начался довольно приятный для бега участок, так что я решил прибавить скорость. Я поравнялся с французским бегуном, и вскоре мы уже вовсю боролись за место и шли ноздря в ноздрю. Мало того что он обогнал меня на финише – что было весьма неожиданно, учитывая ту скорость, с которой я приблизился к нему, – так еще когда мы остановились, я никак не мог отдышаться. Так продолжалось полчаса, и мой уровень насыщения крови кислородом упал до 88 процентов. Врачи дали мне кислородную маску, и, когда мои показатели нормализовались, я вернулся в свою палатку и продолжил марафон, ругая себя за то, что поддался искушению ускориться на финише.

Вернувшись в Великобританию, я пообещал свой жене, Дженни, вместе отдохнуть на выходных, и мы отправились в Малверн, где поселились в чудесном отеле. В нашем номере была огромная роскошная кровать, которая, на мой взгляд, была не лучше доски с гвоздями – мне никогда в жизни не было так неудобно на чем-либо спать. Боль в спине была просто невыносимой. Вернувшись домой, я направился в больницу, где мне выписали обезболивающие. Мне стало хуже. Я пошел туда снова, и мне дали таблетки посильнее. Когда я вышел из дома, я был в агонии. Меня шатало из стороны в сторону – прохожие наверняка думали, что я напился! Я позвонил своему врачу, и он сказал: „Если успеешь добраться за пять минут, я тебя приму”. Я приехал туда на машине, только вот, заехав на парковку, понял, что ноги меня не слушаются. Я не мог нажимать педали и кое-как припарковался с помощью ручного тормоза. Врач сказал, что у меня так называемый синдром Гийена – Барре. Он велел мне ложиться в больницу. Я сказал, что соберу вещи и попрошу Дженни меня привезти.

„Не заезжай домой, – сказал он. – Тебе немедленно нужно в больницу, семь процентов людей умирают от этого синдрома в первые два часа”.

Я добрался до больницы. К вечеру меня парализовало».

Синдром Гийена – Барре (СГБ) встречается чрезвычайно редко. Он проявляется, когда иммунная система пытается атаковать микробы (в случае Рори это были бактерии, спровоцировавшие у него расстройство кишечника), однако по ошибке нападает на нервную систему. Нервная система человека настолько тесно связана с движениями и органами чувств, что без нее мы просто беспомощны.

«Я был словно под анестезией, – рассказывал Рори. – Мои мозг и тело попросту онемели».

Целый месяц Рори был прикован к кровати – тяжелейшее испытание для человека, привыкшего к невероятно активной жизни.

«Я стал для врачей настоящей занозой в заднице. Я был пациентом, однако в душе оставался бегуном. Я лежал в отделении на четвертом этаже, чувствуя, что смог бы вырыть туннель, если бы у меня двигались руки. Но они не двигались. Равно как и ноги. Чтобы купировать приступы боли, мне кололи морфин.

Я все спрашивал, можно ли мне вернуться домой. Они отвечали: „Если сможешь пройти до конца коридора на ходунках, то мы тебя отпустим. Причем с превеликим удовольствием!”

Это стало моей целью. Не знаю как, но в итоге мне это удалось, и я оттуда выбрался. Мы с Дженни переехали жить к ее родителям, этот кошмар не закончился. Я не мог пошевелиться, но каждый день убеждал себя: „Завтра, когда я проснусь, я буду ходить”. Я думал, что пробегу пару кругов по парку и в итоге все будет прекрасно. Наступал новый день, но все становилось только хуже.