Утраченное искусство бега. Путешествие в забытую сущность человеческого движения

Мое состояние настолько усугубилось, что месяц спустя я сам позвонил в больницу и попросил о повторной госпитализации. Врачи подтвердили, что синдром вернулся, причем в этот раз все было еще серьезнее. Я не мог двигаться. Мое тело полностью отказало.

Когда берешься за то, что тебе не по силам, в конечном счете неизбежно оказываешься в весьма незавидном положении. Я прошел через многое, однако ни с чем подобным прежде не сталкивался. До меня дошло, что я могу так никогда и не восстановиться».

Тогда-то Рори и пришлось подниматься из бездны отчаяния, полагаясь на свой моральный дух, решимость и тот самый призрачный лучик надежды.

«Сначала пришло принятие. Я встречал много людей в инвалидных колясках, которые смогли обрести цель в своей новой жизни и стать счастливыми несмотря ни на что. По правде говоря, я знал множество бегунов на сверхдлинные дистанции, которым этим похвастаться не могли. Я решил, что если мне суждено оказаться в коляске, то я выжму из этого максимум. Смирившись, я стал рассматривать альтернативы. Только на этот раз я делал это постепенно, не требуя от себя слишком многого, как это было прежде. Я решил, что если мне удастся хотя бы просто встать, то мне не придется всю жизнь быть прикованным к инвалидному креслу. А если я смогу пошевелить ногой, то, наверное, у меня получится и пойти. А если я смогу ходить… что ж, тогда я однажды смогу и побежать! Я застрял на отметке в 976 марафонов. Я был полон решимости довести их число до тысячи. Я забронировал себе место в Сахарском марафоне на следующий год. Я был одержим идеей вернуться в пустыню, и эта цель помогала мне двигаться вперед.

Во время бега я чувствовал каждую песчинку у себя под ногами. Ощущение сродни пианисту, скользящему пальцами по клавишам. Я был полностью погружен в процесс и находился в своей стихии. Мы все созданы для того, чтобы бегать, однако по факту мы целыми днями сидим за столом и отправляем письма. Моей целью было не пробежать марафон как можно быстрее – вся суть была в том, как я себя при этом чувствовал. И это чувство у меня отняли. СГБ лишил меня огромной части моей личности, и я знал, что буду биться изо всех сил, чтобы ее вернуть».

В человеческой ступне находится четверть миллиона нервных окончаний. Когда нервы оказываются повреждены, это отражается на органах чувств, и проприоцепция[6] дает сбой. СГБ дестабилизирует наше тело. Нервы выгорают, в результате чего, например, может получиться так, что квадрицепсы и ягодичные мышцы работают нормально, однако подколенные сухожилия и икры при этом оказываются обездвижены.

Моя работа с Рори напомнила мне об одной очень важной вещи: мы не думаем о собственных движениях. Во всяком случае, пока не случается весомого повода. Чтобы поменять манеру двигаться, большинству из нас – по крайней мере в качестве первого шага – необходимо изменить свой образ мыслей. Нам нужно подключить к этому процессу мозг. В случае Рори все было гораздо сложнее. Он разучился бегать. Более того, он разучился ходить и даже писать.

«Когда мне сказали, что я должен снова учиться ходить, – сказал он, – то я понял, что понятия не имею, как именно я ходил, хотя с моей памятью все было в полном порядке. Можно подумать, что ничего сложного нет – просто ставь одну ногу перед другой, и все. Это не так. Каждое замысловатое действие, необходимое для движения вперед, становится у взрослых людей настолько инстинктивным, что им нет необходимости осознанно задействовать свой мозг, чтобы его совершить. Когда нам приходится обратиться к своему разуму, чтобы понять, как мы это делали, мы попросту ничего не можем вспомнить. Думаю, все дело в том, что большую часть нашей жизни мозг напрямую не участвует в этом процессе – откуда тогда ему знать!

Особенно остро это осознаешь, когда пытаешься пройти между параллельными брусьями, что используются на сеансах физиотерапии в больницах. Люди вокруг выкрикивают указания по дальнейшим действиям – „поверни колено”, „подвинь бедро”, „выгни ступню” – и ты попросту не поспеваешь за ними. В конечном счете я начал вышагивать, словно модель на подиуме, толкая свои бедра вперед, чтобы придать своему телу хоть какой-то импульс. По сути это было чистой воды жульничеством.

В больнице со мной занимались физиотерапией по пять минут в день, обучая, как выбраться из инвалидного кресла и забраться в машину, чтобы меня можно было выписать и отправить домой. Мне же все это было до лампочки. Черт, да если бы пришлось, я бы просто заполз в машину. Мне хотелось бегать».

В перерывах между сеансами физиотерапии Рори открыл для себя неожиданный источник вдохновения, и его упорство принесло свои плоды.