Утраченное кафе «У Шиндлеров»

Флер респектабельности скрывал ужасы концентрационного лагеря, где люди гибли от множества причин: если не в газовых камерах, то из-за болезней, голода, обращения, скученности; особенно страшным было лето 1942 года, когда в лагере, куда привезли Софию, Марту и Зигфрида, содержалось без малого 60 000 человек. Каждый месяц тысячи людей умирали, потому что их умышленно лишали должного ухода. Для многих Терезиенштадт был перевалочным пунктом. Люди гибли потом в лагерях, названия которых не предвещали ничего хорошего, как, например, Освенцим.

Моей прабабушки, которой перевалило за восемьдесят, не стало почти сразу же. Причиной ее смерти 4 сентября 1942 года, через несколько дней после прибытия в лагерь, в свидетельстве о смерти указана пневмония. Меня поражает черный юмор ее судьбы: жизнь Софии закончилась там же, где началась, то есть в Богемии. Юной невестой она уехала оттуда по своей воле, в предвкушении новой жизни и новых возможностей; обратно же ее вернули старухой, на поезде вместе с другими депортированными. Через одиннадцать дней, 15 сентября, не стало Зигфрида, официально – из-за кишечной инфекции. Оба свидетельства о смерти я обнаружила в онлайн-архиве Терезиенштадта. Меньше чем за две недели у Марты не стало и матери, и мужа. Она осталась один на один с миром, и я подумала, было ли у нее при себе то самое «средство, чтобы безболезненно все закончить».

Пока шла война, ни Шиндлеры, находившиеся в Англии, ни дети Марты Эрвин и Маргарита, добравшиеся до Соединенных Штатов, ничего не знали о Софии, Марте и Зигфриде. Я представляла себе, как в Лондоне волновался Курт, как переживал, что не сумел выполнить просьбу Марты о помощи. В отцовских бумагах я обнаружила письмо, написанное Эрвином 8 июня 1946 года. Семья пробовала восстановить то, что произошло. Эрвин сообщал, что напал на след доктора, работавшего в Терезиенштадте, и тот сказал ему, что и София, и Зигфрид погибли там. Эрвин разговаривал и с человеком, который видел его мать в Освенциме.

Из найденных мной записей следует, что Марту отправили в Освенцим 16 мая 1944 года. Ее перемещение – за месяц до проверки, проведенной Красным Крестом в июне 1944 года, – проводилось в рамках программы по сокращению численности заключенных Терезиенштадта, чтобы представить его этакой лечебницей для престарелых евреев, где они могли спокойно доживать свои дни. Покрасили здания, разбили сады, открыли кинотеатры и кафе. Комиссия Красного Креста приняла все это за чистую монету – по крайней мере, по данным вашингтонского Музея Холокоста, – возможно, потому, что ожидала увидеть нечто вроде гетто, устроенных в Польше, где люди голодали на улицах.

В своем письме 1946 года Эрвин писал, что, не имея точных доказательств, он все же пришел к выводу, что его мать погибла в газовой камере Освенцима. Вероятно, тогда у нее уже не было возможности покончить с собой, но, может быть, вопреки всему она надеялась пережить «это трудное время».

В лагерях смерти свидетельства выписывали наспех; смерть была массовым, анонимным явлением. Все мои розыски по Освенциму и Холокосту ничего не дали: я не сумела превзойти достижений Эрвина и установить точную дату смерти этой доброй и одаренной женщины, чтобы воздать ей последние почести.

Инсбрук, Австрия, 2019 год

На главном кладбище Инсбрука я не нахожу и следа могилы Эгона Дубски. Я подумала, что, наверное, после расстрела его тело вернули Луизе для захоронения, но могилы его родителей на еврейском кладбище есть, а Эгона – нет. Я нахожу администратора кладбища, и он вводит имя Эгона в свою базу данных. Его не оказывается и на католическом кладбище. Наверное, разгадка в том, что он похоронен в лагере Райхенау.

Место, где располагался лагерь, находится минутах в сорока ходьбы от железнодорожной станции. Я с мужем Джереми в жаркий летний день отправляюсь туда. Никаких указателей не увидишь, пока не завернешь за угол. Совсем рядом проходит оживленная главная улица, Лангер-Вег. Здесь Джереми замечает свастику, грубо намалеванную на мостовой. Кто-то попробовал отскрести изображение, но ее все-таки видно довольно хорошо. Нам обоим не по себе.

Как это ни странно, сейчас это промзона. Вход на участок, где когда-то был лагерь, преграждают запертые ворота: теперь там городская штрафстоянка и какая-то мебельная фабрика. Единственное напоминание о том, что здесь было, находится позади ухоженной цветочной клумбы. Это большая прямоугольная каменная плита, установленная в 1972 году. Я читаю надпись на ней несколько раз, но все равно ничего не понимаю:

Здесь в 1941–1945 гг. находился Райхенау, сборный лагерь гестапо, в котором содержались и подвергались страшным мучениям патриоты из всех оккупированных нацистами стран. Многие из них нашли здесь свою смерть.