Утраченное кафе «У Шиндлеров»

Разговор продолжается, и Гофер приглашает Курта остаться на обед. Тот соглашается. Вместе с семьей Гофера они усаживаются за стол со знакомым всем кушаньем на нем: равиоли со шпинатом (Schultzkrapfen) часто готовят в Южном Тироле. Фриди вносит их из кухни, раскладывает по тарелкам и провозглашает: Maultaschen! – так называется похожее немецкое блюдо. Потом Курт злорадно вспоминал, как Гофер злобно глянул на жену и прикрикнул на нее за то, что она вспомнила немецкое, а не южнотирольское слово.

Гофер оборачивается к Курту и произносит: «Все немцы такие! Никогда нашу еду правильно не назовут».

В этот момент австрийцы Курт Шиндлер и Франц Гофер объединяются против немцев. Немцы никогда не понимают австрийцев.

С этого началась традиция самых невероятных обедов. На протяжении нескольких лет после войны Курт совершал продолжительную поездку из Инсбрука, взимал с Гофера арендную плату, обедал у него, пил вино и уезжал. Спорных вопросов они больше не касались.

Мой отец не нуждался в помощи Инсбрукского суда для розысков Гофера. Да и зачем она была ему нужна, если он сумел выбить из экс-гауляйтера реституционные деньги? В 1953 году срок приговора, вынесенного в отсутствие Гофера, сократили до пяти лет; в 1955 году его и вовсе перевели в категорию Belasteter. Эта категория – одна из пяти, по которым военные преступники распределялись в ходе послевоенной денацификации, – включала тех, кто подлежал немедленному аресту и заключению на срок до пяти лет, но чьи преступления не подразумевали вынесения смертельного приговора.

Постепенно Гофер стал снова пользоваться своим настоящим именем и вернулся к своему довоенному занятию – торговле. Место его жительства тоже переставало быть секретом; время от времени он давал интервью прессе, а в них всегда подчеркивал, что до сих пор предан фюреру. В 1960-х годах австрийские власти снова вяло попытались привлечь его к ответу, но в 1974 году все закончилось пшиком, потому что обвинитель отказался от пересмотра дела, поверив заявлению Гофера, что он не участвовал в разговорах о подготовке к «хрустальной ночи».

Бывший друг Гофера, Гебль, в 1951 году под именем Петер Губер проживал в баварском городе Альёттинг, но австрийские власти не переставали искать его. Шиндлеры тоже охотились за ним, потому что были недовольны исходом судебного дела и делали попытки начать новый реституционный процесс в Баварии, – предполагаю, что из-за немалых прибылей, полученных им за те семь лет, когда он владел кафе.

В 1951 году Инсбрукский суд обнаружил, что Гебль не раз похвалялся своими пронацистскими героическими поступками. В ходе этого расследования Гебль, как хамелеон, опять совсем переменился.

Теперь он утверждал, будто никогда не поддерживал ни нацистскую партию, ни СА, не был их активным членом и никогда не привозил в Австрию никаких нацистских пропагандистских материалов. Он говорил, что не помнит, распространял ли эти материалы. Он никогда не ввозил в Австрию оружия, не участвовал ни в каких насильственных действиях. Он конечно же никогда ничего не взрывал ни сам лично, ни вместе с другими; категорически отрицал причастность к взрывам на электростанции в Ахензее и линии электропередачи в Шарнице, причем заметил, что никаких серьезных повреждений там не было.

Даже бессовестный Гебль признавал, что это был очень дерзкий кульбит. Он подвел то основание, что, мол, его предыдущие свидетельские показания, сделанные в период ареста в военном 1942 году, были даны для SS, когда он старался представить себя «в лучшем свете» и создать впечатление, что «активно работает на пользу движения». Он утверждал, что делал такие заявления в расчете на то, что их никто и никогда не будет проверять.

Суд пришел к выводу, что он преувеличивал свое участие в событиях, что он не участвовал в «хрустальной ночи», не помогал взрывать ни электростанцию в Ахензее, ни водопровод в долине Аахена. Суд же решил, что Гебль перед аншлюсом ввозил в Австрию пропагандистские материалы нацистов, участвовал в различных нацистских побоищах и зажигал огненную свастику на склоне горы.

Однако Геблю удалось вырваться от австрийцев. Однажды на Мария-Терезиен-штрассе, у кафе, Гуго заметил автофургон, который, как он знал, принадлежал Геблю. Он немедленно сообщил об этом в полицию, а та конфисковала его и передала информацию общественному обвинителю.

Оказалось, что в Инсбрук приехал не Гебль, а его жена Берта. Ее привез Йозеф Шнееле, мясник известного мюнхенского ресторана Donisl, который Гебль взял в аренду у немецкой пивоваренной компании. На следующее утро, в восемь часов, Гебль позвонил лично и объяснил, что автофургон был продан третьему лицу (просто соответствующие бумаги еще не готовы), поэтому его нужно вернуть, так как иначе получится, что австрийские власти наложили руку на имущество чистокровного немца. Пока еще он не мог приехать в Австрию лично, но предупредил, что его юристы «уже начали работать».