Утраченное кафе «У Шиндлеров»

Гуго отремонтировал здание, поврежденное сопротивлением и бомбами союзников, и кафе «У Шиндлеров» в 1950 году возобновило свою работу. Снова, несмотря на непростую экономическую обстановку в послевоенной стране, Гуго постелил красную дорожку для усталого послевоенного поколения, желавшего изжить травму очередной самоубийственной войны. Эдит не сиделось на месте, и она снова стала ездить в долгие путешествия, причем нередко в США.

В то же время мюнхенский суд снова попробовал разыскать Гебля, владевшего кафе в военные годы, и не потому, что хотел порадовать Шиндлеров, а по подозрению, что он имел отношение к уничтожению евреев. В конце концов с помощью австрийской полиции суд пришел к заключению, что доказательств этого нет; но зато была доказана причастность Гебля к убийству в 1940 году доктора Рихарде Штейдле, бывшего руководителя австрийского «Хеймвера».

Антинацистски настроенного Штейдле вместе с сыном, Отмаром, интернировали как политических преступников и отправили в концентрационный лагерь Бухенвальд. Из разговора с Геблем, когда нацисты якобы сказали Отмару: «Один из вас, свиней, живым домой не вернется, я это обещаю», получалось, что Гебль вроде бы косвенно был причастен к тому, что произошло потом. Отмара перевели в другой лагерь, где он остался в живых и после войны сумел дать показания; а вот отцу, как говорили свидетели, приказали идти к забору и убили выстрелом в спину. Однако Отмара при этом не было, да и свидетели были не слишком уверены в своих словах, поэтому слушания временно прекратились.

Просматривая показания, я не могла не признать, что свидетельства против Гебля не так уж и сильны. И мне кажется, что это, так сказать, не его почерк. Коварный, хитрый, продажный приспособленец – это да. Но хладнокровный убийца?

Однако 24 марта 1950 года Гебль восстал из мертвых и явился в полицию Мюнхена. Для некоторых нацистов, находившихся в бегах, климат стал лучше. Гебль знал, что западногерманский закон об иммунитете (Straffreiheitsgesetz), вступивший в действие 1 января 1950 года, обещал с определенными оговорками амнистию тем, кто совершил преступления, каравшиеся заключением на срок от шести месяцев до года. Для Гебля это был пропуск на выход из тюрьмы, по крайней мере в Германии. Баварский государственный обвинитель прекратил все судебные преследования против него.

Гебль стряхивал с себя ворох обвинений, а вот его приятеля Франца Гофера так и не освободили от смертного приговора, вынесенного в его отсутствие; кроме того, он выступал ответчиком в деле по реституции виллы Шиндлеров, и, если верить австрийским властям, его нигде не могли разыскать. Правда, они не очень-то и старались. Только один человек – мой отец – обнаружил его. И вот он решился на вторую встречу с гауляйтером, которая оказалась еще более странной, чем первая, когда он был двенадцатилетним мальчиком.

Курт с удовольствием и не один раз рассказывал об этом. По его версии, он решил взять все в свои руки и выследить беглеца, – понятия не имею, знали ли об этом Гуго и Эдит. Думаю, вряд ли. Дела между бывшим гауляйтером и Шиндлерами еще не были закончены. Я представляю себе, как Курт рано утром за рулем машины выехал из Инсбрука. Поездка обещала быть долгой. Пока еще существовали ограничения на бензин, ему было непросто раздобыть топливо в количестве, достаточном для 750 километров, не говоря уже об обратном пути.

Не знаю, каким образом Курт нашел адрес Гофера. Подозреваю, что не обошлось без подкупа кого-то в Инсбруке: немало местных поддерживали тайные контакты с нацистами. Так или иначе, Курт обнаружил, что Гофер проживал на севере Германии, в городе Мюльхейм-ан-дер-Рур.

Теперь, через восемь лет после 1938 года, они поменялись ролями, и незваным гостем в дверь постучал уже Курт. Может быть, отец выдумал всю эту историю, но кажется все же, что нет. Теперь я уже понимаю, когда Курт говорил правду: обычно он строил свои рассказы на фундаменте истины, но приспосабливал их к цели, которую преследовал в тот или иной момент. А здесь мотив у него был один: радость от того, что он рассказывает и пересказывает этот эпизод своим детям. О той встрече нет ни одного письменного свидетельства, но подробности я помню хорошо именно потому, что часто слышала их от Курта, а все остальное легко додумать.

Дом Гофера, Мюльхейм-ан-дер-Рур, Германия, 1950 год

После встречи, при которой гауляйтер Гофер потрепал по волосам мальчика Курта Шиндлера, Курт сильно вырос и превратился в высокого красавца. Гофер не понимает, кто к нему пришел; Курт, напротив, узнает Гофера мгновенно; ему кажется, что Гофер совсем не изменился, а память на лица у Курта очень хорошая. Происходит обмен такими репликами:

Гофер. Кто вы? Курт. Курт Шиндлер.

Лицо Гофера мрачнеет, он делает шаг назад, будто желая закрыть дверь. Он, может быть, и не узнал молодого человека, но его имя и фамилия ему знакомы. Курт предвидел такую реакцию.