Утренние колокола. Роман-хроника

Тусси, четырнадцатилетняя девочка-подросток, тут же взялась исправлять английское произношение у Лопатина.

На несколько часов Маркс и Герман уединились в кабинете. Лопатин читал по-русски переведенные места из «Капитала».

– Я специально изучил этого автора, которого вы разбираете, – говорил он Марксу, – и заметил еще большую путаницу понятий, против той, которую отметили вы. – Лопатин не сразу отважился на замечания: а ну как Маркс обидится, осмеет.

– Это прекрасно! – обрадовался Маркс. – Объясните подробнее.

Лопатин стал объяснять.

Маркс тут же достал рабочий экземпляр книги и стал делать пометки.

– Однако ни один из русских пока еще не изучил так глубоко мою книгу, как вы, да, пожалуй, и среди моих соотечественников найдется немного, – проговорил Маркс, когда Лопатин замолчал. – Ваши замечания ценны, и я использую их при подготовке нового издания.

– Женни! Этот могучий молодой человек к тому же обладает и могучим умом! – говорил Маркс за столом вечером.

– Боюсь, что могучему телу и могучему уму Брайтон не дает достаточно пищи, – пошутила Женни. – Переселяйтесь к нам, – предложила она уже серьезно. – Я ведь знаю, как живется эмигранту, особенно в первый год. У нас в доме вы всегда найдете отдельную комнату, и никто вас не стеснит: бродяжничайте сколько влезет, если понадобится, а на столе для вас всегда будет готовая еда.

– Мама, господину Лопатину это не надо. В Брайтоне он специально купается вдали на бесплатном пляже и ест там ракушки! – с благоговением сказала Тусси.

– Милая, если бы ты хотя бы три дня ела одни ракушки, ты, я думаю, сбежала бы от такой жизни куда угодно. Переселяйтесь к нам! – снова предложила Женни Лопатину.

– К тому же вам потребуется немало книг, а в Брайтоне их не найти, – добавил Маркс.

Они вновь уединились в кабинете, и Маркс подробно расспрашивал о Чернышевском.

– Я ведь специально стал изучать русский, чтобы прочесть его работы.

Лопатин рассказывал все, что знал по Петербургу и от Лаврова, дружившего с великим каторжником.

– Мы здесь с вами разговариваем, а Николая Гавриловича каждый день водят в кандалах на каторжные работы, – проговорил Маркс. – Это преступно: один из самых глубоких умов нашего времени отнят у человечества!

– А в это время в русской эмиграции разброд, Бакунин, убежавший из России, обманывает всех подряд, – добавил Лопатин. – Чернышевский нужен именно здесь, я уже понял это. И я думаю, мы сумеем спасти его.

– Это не так просто, дорогой Герман, – Маркс заговорил тихо, – тут важно не переоценить силы, а еще важней – провести все дело в полной секретности. Эмиграция наводнена шпионами.

Когда поздно вечером Лопатин уходил, его провожала вся семья.

А на другой день Маркс сказал полушутливо Женни:

– Прекрасный парень! А что, если нашу Тусси выдать за него замуж? Ты видела, как она на него смотрела!

Женни и Ленхен, обойдя окрестные улицы, нашли для Энгельса дом на Риджентс-парк-род номер сто двадцать два. Дом был удобен, недорог, в десяти минутах ходьбы от дома Маркса, и Женни написала в Манчестер, чтоб Энгельс поторопился с переездом. К этому времени Энгельс кончил все дела, которые его держали здесь.

В последний раз он посетил большую библиотеку в клубе Альберта, заседание Шиллеровского общества, где он председательствовал несколько лет, подошел к конторе бывшей фирмы «Эрмен и Энгельс» и едва не показал ей язык.

Через несколько дней вместе с Лиззи и ее маленькой племянницей, которую он прозвал Пумпс, Энгельс переехал в Лондон.

20 сентября 1870 года, по предложению Маркса, Энгельса и Лопатина единогласно избрали членами Генерального совета Интернационала.

Двадцать первого сентября вместе с Лесснером Лопатин пошел организовывать демонстрацию английских рабочих в защиту Французской республики.

Через три месяца Лопатин исчез.

Лишь несколько людей в Европе знали, что он снова переехал российскую границу, отправился в Сибирь – спасать Чернышевского из каторги.

С собой он взял материалы для окончания перевода «Капитала». На всякий случай он оставил их в Петербурге у Даниельсона.

– Если же меня арестуют, то заканчивай перевод ты, – наказывал он Даниельсону при прощании. – Но думаю, дело кончится удачно и к весне мы с ним будем в Европе.

С фальшивым паспортом, под видом члена Географического общества Николая Любавина он проехал по санным дорогам Сибири.

Лопатина арестовали в Иркутске в начале февраля по доносу царского агента из Женевы. При обыске у него взяли несколько паспортов.

В начале лета он попробовал совершить первый побег. Охранники сразу схватили его, едва не зарубили саблями.

Из письма Даниельсона Марксу от 30 августа 1871 года.

«…Наш общий друг сидит в крепости в очень строгом одиночном заключении. Что с ним будет – неизвестно. Похоже на то, что правительство собирается держать его неопределенное время без суда в одиночном заключении».