Утренние колокола. Роман-хроника

Производство шло неспешно, приносило небольшой доход, пока в дело не влились деньги нового компаньона – Фридриха Энгельса-старшего, а главное, его энергия и предприимчивость. На фабрике скоро появились быстроходные станки, производство расширилось, доходы стали приумножаться.

За пять лет Энгельс сумел отлично поставить производство на двух отделениях фирмы в Германии – в Бармене и Энгельскирхене.

Братья Эрмены уважали деловые качества немецкого компаньона и его честность. Здесь, на английском отделении, они слегка надували его.

Фридриха-младшего они встретили вежливо, но большой радости не выказали.

Они сняли ему довольно дорогую квартиру, в центре, подальше от фабрики, но Фридрих в первые же дни нашел новое жилье поблизости от работы, в тихом и чистом районе Шосуэт.

Он вел всю переписку фирмы, посещал биржу, заключал договора с торговыми агентами других фирм, иногда уезжал по делам предприятия в соседние города.

Работы было больше, чем в Бремене у добродушного консула Лейпольда. Времени на писание писем не оставалось. В обед, когда конторщики уходили, Фридрих тоже работал. В эти минуты он успевал сделать выписки из книг братьев Эрменов. Он пересылал эти выписки отцу, отец сопоставлял их с цифрами, которые сообщали ему в отчетах компаньоны.

•

Каждый горожанин живет в своем городе – это открытие Фридрих сделал еще в Берлине.

Прусский офицер, командовавший их ротой, однажды рисовал для своего друга план улиц. Он отметил казармы, расположение штаба, несколько площадей и дворцов, десяток ресторанов и увеселительных заведений. Все остальное в Берлине было для него большим белым пятном, непознанной землей.

Эдгар Бауэр – тот рисовал свой город. На главное место он поставил университет, потом редакции газет, театры, кондитерскую и погребки на Фридрихштрассе, но он понятия не имел об учреждениях, которые стояли на соседних улицах.

Их планы были картами разных городов. У одного – казенно-служебный с легкомысленным дополнением, у другого – город студентов, журналистов и разудалых мыслителей.

То же было и у жителей Манчестера. Братья Эрмены не имели понятия о том, что было через несколько улиц, за новым шестиэтажным зданием фабрики «Виктория Миль», потому что никогда там не были.

В один из первых вечеров Фридрих отправился изучать город.

Сначала дома были вполне приличными. С крошечными садиками и газонами, на которых толстым слоем лежала черная гарь.

Потом к нему пристал нищий. В рваной одежде, он протягивал вперед трясущиеся руки.

– Сэр, у меня голодные дети и больная жена! – говорил он.

Фридрих приостановился, полез за кошельком.

– Сэр, вы добрый человек! У вас разорвалось бы сердце при виде моей больной жены и голодных детей, – повторял нищий.

И едва Фридрих протянул купюру, нищий выхватил ее, словно боялся, что молодой джентльмен станет требовать деньги назад.

– Напрасно вы это сделали. – Около них остановился пожилой рабочий, которого Фридрих видел на своей фабрике. – А ты пошел отсюда вон! – прикрикнул он на нищего.

– И не напрасно! И не напрасно! Добрый джентльмен сам знает, что делает! – огрызнулся нищий, но отошел в сторону.

Фридрих хотел было возмутиться.

– О нет, сэр, это не бедняга, это профессиональный нищий, а живет он иногда богаче меня. Таких по-научному сейчас называют люмпен. Мне ведь вы не станете подавать милостыню?

Рабочий кивнул Фридриху как знакомому и пошел по своим делам. Дома на улице становились грязнее. Мусор, зловонные кучи лежали прямо под окнами, в них рылись дети, какие-то взрослые оборванцы с обрубками вместо рук.

Скоро он натолкнулся на другую сцену.

Солидный, но неряшливо одетый мужчина, видимо владелец дома, стоял около полуразвалившейся подворотни и наблюдал, как двое парней вытаскивают из дверей старую кровать, продранное кресло, всякую домашнюю утварь.

Женщина с разлохмаченными волосами хватала владельца за руки и, громко плача, умоляла подождать еще месяц.

– Хотя бы неделю! И муж найдет работу! Ему же обещали! – выкрикивала она. – Дети, дети! – Она поворачивалась к трем тощим девочкам разного роста. – Попросим вместе у мистера Холвуда! Ну подумайте, разве можно так, на ночь глядя!

Владелец дома брезгливо отнимал от женщины свои руки, которые она все еще пыталась схватить.

Рядом угрюмо молчал, уставившись в землю, мужчина лет тридцати пяти, на правой руке его не было нескольких пальцев.

Чуть в стороне от них был констебль, он равнодушно за всем наблюдал.

– Крошки! Мои бедные крошки! Ну скажите же, куда я денусь с ними! – кричала женщина, повернувшись к констеблю.

А владелец дома лениво отвечал:

– Надо было подумать, прежде чем их нарожать.

«Странно, здесь так много инвалидов, словно все они солдаты, вернувшиеся с больших сражений», – подумал Фридрих. Денег в кошельке его почти не было, все он отдал тому нищему, осталась какая-то мелочь и ее было неловко предложить страдающей женщине.

Внезапно одна из девочек, самая старшая, ей было лет тринадцать, заметила Фридриха, и ей, видимо, пришла какая-то мысль.

С решительным видом она отошла от матери, схватила Фридриха за руку и вдруг, улыбнувшись, подмигнула ему.