Утренние колокола. Роман-хроника

– Он у них там самый крайний. С шестнадцати лет с чартистами, Марата называет своим героем, даже подписывается часто: «Друг народа», даже фамилию свою произносит на французский манер: «Гарни». Он вам точно понравится.

От Брэдфорда, где жил Веерт, до Лидса было шесть миль.

Фридрих приехал в Лидс, разыскал редакцию, а в ней долговязого двадцатипятилетнего Гарни, с румяными щеками и светлой кудрявой шотландской бородой. Среди бритых английских лиц бороды были редкостью, и они взглянули друг на друга как члены тайного братства.

Они спустились вниз, зашли в небольшой кабачок, Гарни заказал себе кофе, Фридрих – пива.

– Я читаю все ваши номера и очень интересуюсь чартистским движением, – говорил Фридрих.

– Первый раз вижу немца, который так безупречно разговаривает по-английски. Если вы и думаете так же, как мы, то можете не уверять, что вы – немец, вы – англичанин.

– Ваши статьи мне близки, но знаете, только не обижайтесь, иногда они разочаровывают.

– Так-так, это интересно. – Гарни уже выпил свой кофе и теперь подносил чашку ко рту, словно в ней что-то еще оставалось.

– Порой чартисты кажутся отчаянными ребятами, но только порой – пока дело не доходит до дела. А уж эта вера в мирную революцию – она просто наивна. Вам, то есть чартистам, придется еще не один год собирать митинги, пока в парламенте прочитают первый пункт из народной хартии.

– Послушайте, а как вы догадались об этом? – Гарни даже подскочил.

– О чем?

– Я как раз сегодня точно эти слова говорил в редакции, когда ругался с нашими сонными мухами! Неужели вы сами дошли до этого?

– Дойти не так-то и трудно. И что еще меня удивляет – теоретическая ограниченность многих ваших людей.

– То есть как это – ограниченность? Тут я с вами не согласен.

– Во многих ваших требованиях, вы простите, что я говорю ваших, так вот, во многих требованиях нет полета мысли, они чересчур приземлены. Коммунизм – единственно возможный вид разумного государства. Это доказала современная немецкая философия, и любые требования должны исходить от этой мысли.

– Наши социалисты говорят об этом. Читали, конечно, Оуэна?

– Читал. И вам было бы неплохо соединиться с ними. И у вас и у них цели общие, только разные пути.

– Среди них есть неплохие парни, и мы с ними часто сотрудничаем. Только жаль, что они против политического движения. А уж о революции с ними лучше и не заговаривай.

К ним подошел официант, на маленьком подносе принес новый кофе для Гарни и новое пиво для Энгельса.

– Знаете, Энгельс, так интересно я давно уже ни с кем не говорил. У вас ко всему подход свежего человека. И видно, что вы об этом много думаете. Вы бы написали статью о социалистическом движении на континенте…

– Как раз этим и занимаюсь сейчас. Познакомился с людьми из «Нового нравственного мира» и пишу для них именно такую статью. И недавно я пришел к довольно неожиданной мысли… Вам это интересно? – перебил себя Фридрих.

– Еще как!

– Каждая страна, я имею в виду Германию, Францию и Англию, пришла к идее коммунизма по-своему. Германия – через философию, так сказать, теоретически. Французы – те политическим путем убедились, что сами по себе требования политической свободы и равенства – недостаточны. Для справедливой жизни этого мало.

– Ну, а мы – мы пока практики, так я понимаю? – Гарни рассмеялся.

– Да, вы обратились к коммунизму от практической жизни, вас заставило быстрое обнищание рабочих.

– А ведь вы, пожалуй, правы, хотя я никогда не задумывался об этом, – с удивлением проговорил Гарни. – Я впервые столкнулся с социалистическими идеями мальчишкой, отец мой, моряк, отдал меня в ученики в типографию. Я набирал статью Оуэна и сопоставлял ее со своей жизнью.

– Мне говорили, вы и в тюрьме успели посидеть? – с уважением спросил Фридрих.

– Верно говорили. Несколько раз сажали за продажу запрещенных газет рабочим.

Они вышли из кабачка, с полчаса еще проговорили, прохаживаясь по улице.

– Вы сейчас ругали нас, чартистов, за веру в мнимую победу народной хартии, – раздумчиво говорил Гарни. – Так оно и было семь лет назад, когда писались эти шесть пунктов. Тогда казалось просто – будет равное избирательное право и власть сразу перейдет к рабочим, ведь нас же больше, чем аристократов и буржуа. И все время надеялись – победа завтра, ну еще чуть-чуть, и она придет. И ведь так хочется обойтись без пролития крови! А сейчас, вы знаете, что мы написали на членских карточках «Лондонской демократической ассоциации»?

– «Тот кто не имеет меча, пусть продаст свою одежду и купит его», – процитировал Фридрих.

– В чартистском конвенте я как раз и выступаю не только за стачки, но и за вооруженное восстание.

– Иначе бы я и не приехал знакомиться с вами.

– Да и я бы не стал прогуливаться по улице, когда мне давно пора быть в редакции, если бы вы думали иначе. Здорово, что и на континенте есть люди, думающие так же, как мы. Честно говоря, мы об этом лишь догадываемся.

– Потому я и пишу свою статью.

•

В квартире были Мери, Фридрих и Веерт.