– И расскажу, – пообещал Толстой. – Понимаете, на меня неожиданно свалились богатейшие имения. И я что подумал: сейчас у нас в России принято, что помещик живет в Петербурге, а крестьянами управляет управляющий. Управляющий дерет с крестьян три шкуры и ворует у помещика – это уж обязательно. Так вот, я решил сам управлять своими крестьянами. Да-да, господа. Я бы им всем дал вольную, так мне это не разрешат. Значит, надо ехать в поместье и управлять крестьянами, чтобы жизнь их стала человеческой. Мы с женой изучаем здесь способы ведения хозяйства и посещаем медицинские курсы. У нас уже и план больницы есть, какую мы у себя построим. Как вы находите, господа, ведь это в самом деле превосходный проект!
– Для сегодняшней России, может быть, он и хорош, – согласился Маркс.
– Он хорош, очень хорош, господа, смею вас уверить! Я ведь все продумал. Даже тарантас на мягких рессорах заказал, чтоб возить больных из деревень. Я сам был сыном крепостной и усыновлен лишь в зрелом возрасте…
– Счастливый ты, Гриша, человек, – проговорил Бакунин, – и богат, и о своем деле мечтаешь. Таких на Руси пока немного.
– Такие будут, будут! Главное, чтоб был пример! Но после того собрания у коммунистов я засомневался: а может, зря я это начинаю? Если через три месяца в Европе революция, ну пусть через полгода, так не лучше ли продать все имения, а деньги – в жерло революции! А, господа, что вы на это скажете?
– Вы хотите продать имения вместе с крепостными? – удивился Энгельс.
– А как же. Если я земли без крестьян продам, куда ж крестьяне денутся вместе с семьями? У нас поместье заодно с душами продается, с живыми душами.
– Как же вы будете ради революции, словно работорговец, торговать живыми людьми?
– А ведь и правда! Ой, правда! – Толстой хлопнул себя по лбу. – О нравственной-то стороне я и не подумал! Значит, не продам. Тогда уж точно – поеду в свои имения устраивать жизнь крестьянам. А хотите, поедем со мною? – повернулся он неожиданно к Марксу. – Я читал ваши «Ежегодники», не все там понял, честно признаюсь, но очень стал вас уважать. Поедем со мною в казанское имение, господин Маркс? Пригласим мыслящих людей, Белинский прикатит, увидите Россию, поможете мне в разумном устройстве хозяйства!
– Ну, Гриша! Чтоб Маркс – и с тобой в твое поместье! – Бакунин захохотал.
Толстой принес бутылку бургундского вина, но Энгельс и Маркс стали прощаться.
«А не подождать ли час, не слишком ли рано?» – думал на другой день Фридрих, поднимаясь по улице Ванно к дому Маркса.
Хмурые, едва проснувшиеся торговцы расставляли перед окнами лавок утренние товары. Подмастерья вошли в сапожную мастерскую и сразу же принялись за работу. Недовольный хозяин что-то внушал им, а они отворачивали от него лица, делая вид, что сосредоточенно работают.
Можно было погулять, посмотреть на окна, послушать разговоры прохожих, их шутки, мелкие секундные ссоры.
И все же он поднялся по лестнице, позвонил.
Как и вчера, Маркс открыл сразу.
– Замечательно, что ты пришел с утра. Я тебя поджидаю.
– После статей этих братцев долго не усидишь, так и хочется их выругать! – проговорил Энгельс.
Маркс молча принялся готовить кофе.
– Если ты не станешь им отвечать – отвечу я. Никто бы не поверил три года назад, что они докатятся до таких нелепостей и пошлостей.
– Да, за эти годы мы все изменились. Один Руге, пожалуй, остался прежним, но это тоже сегодня не достоинство. А Бауэры теперь уже не радикалы, они теперь воспевают избранную личность, носителя духа. Как ты понял из этих статей, они уверяют, что народ, масса – служит лишь вредным грузом истории, а творят историю носители чистой критики – избранные. От политической же борьбы они отказываются полностью!
Маркс разлил кофе в чашки, походил минуту молча.
– Мы же с тобой пришли к другим выводам… – сказал Энгельс.
– И именно поэтому я подумал сейчас… – начал Маркс, но тут же сам себя перебил, – правда, не знаю, как ты отнесешься к моему предложению…
– А почему бы нам не ответить на их статьи вместе? – договорил Энгельс, улыбаясь.
– Точно, – подтвердил Маркс. – Как ты угадал?
– Просто, думал о том же самом…
– Ты знаешь Эдгара, дружил с ним, а я – неплохо знал Бруно…
– И наше общее мнение произвело бы большее впечатление в Германии, – снова договорил Энгельс.
Половину дня они обсуждали план будущей работы.
– Выпустим ее отдельной брошюрой, – говорил Маркс, – кое-что у меня уже подготовлено.
Потом они спустились на улицу, вместе пообедали в дешевом ресторанчике, и Энгельс отправился в гостиницу, чтобы тут же взяться за работу.
– Пока не напишу свои главы, домой не уеду, – сказал он Марксу полушутя, но Маркс понял, что так и будет.
Наутро Фридрих уже читал Марксу первую главу: «Критическая критика в образе переплетного мастера, или критическая критика в лице г-на Рейхардта».