Утренние колокола. Роман-хроника

Через четыре года друзьями Фридриха остались те же братья Греберы и Вильгельм Бланк.

Вместе они бродили вдоль Вуппера. По берегам реки расстилались зеленые лужайки белилен да стекали бурые ручьи от красилен. Чистая речная вода становилась красной, кровавой. Иногда они доходили даже до католической церкви, которая стояла отдельно от города, словно выселенная, изгнанная с городских улиц жителями, исповедующими свой суровый пиетизм.

Как шутил Фридрих, ее когда-то по очень хорошему проекту построил очень плохой архитектор.

Они любили бродить по улицам и выдумывать шутки, которыми можно было бы пронять этого зануду учителя Рипе.

Сейчас Рипе старательно обучал их науке писания писем.

– Каждое письмо в зависимости от адресата уже в первых фразах должно нести оттенок возвышенного почитания или уважительного пренебрежения, – внушал Рипе своим ученикам.

Он упрямо заставлял заучивать эти обращения наизусть, эти «высокочтимые судари», эти «искренние приветы» и «особые уважения». Он составил своего рода табель о рангах и требовал, чтобы ученики точно обращались к каждому лицу, в зависимости от его положения в обществе.

– Да за свою жизнь он ни одной книги не прочитал, кроме письмовника! – утверждал Бланк. – Спросим его на следующем уроке о Гете, и он скажет, что не знает такого писателя.

Фридриху не верилось, чтоб учитель словесности и не знал великого писателя всей Германии! Пусть они тоже читали пока из Гете не так-то уж и много, тем более что пастор Круммахер несколько раз в проповедях ругал его. Но одно дело пастор, другое – учитель словесности.

Года два назад, когда дедушка Ван Хаар чувствовал себя лучше, по вечерам он любил читать что-нибудь из Гете.

– Не веришь? Пожалуйста, я докажу вам это, – проговорил Бланк.

На следующий день во время урока он неожиданно поднял руку.

– Господин учитель, кто такой Гете? – Бланк старался изо всех сил показать невинность своего вопроса.

– Гете? – удивился преподаватель. – Почему ты спрашиваешь о нем?

– Мой дядя хочет купить его книгу.

– Гете – это безбожник.

– А дядя говорит – поэт.

– Мне жаль твоего дядю. Я никогда не читал книги этого Гете и не советую вам, ибо боюсь, что чтение его греховных произведений отторгнет вас от святой церкви.

– Ну, ты убедился? – спрашивал Бланк, когда все вчетвером: братья Греберы, Фридрих и он – шагали домой. – Ты убедился?

– А может быть, он прав? – спросил осторожный Вильгельм Гребер. – Мой старший брат тоже с неодобрением отзывается о книгах этого Гете.

– Ты посмотри, Фред! – развеселился Бланк. – Вильгельм уже записывается в филистеры!

Как они презирали, смеялись, ненавидели тогда филистеров!

Филистеры – это слово стало модным в их разговорах к последнему классу училища.

Филистером номер один был, конечно, Рипе. Они не могли слушать его скрипучий голос, смотреть на унылую узкую желтоватую голову с гладкими волосиками и залысинами над низким лбом.

Германская литература на его уроках выглядела предметом скучнейшим и нечестивым.

Еще хорошо, что в училище давали основы естественных наук: химии, математики, физики. Реформатская община этих преподавателей тоже подбирала из числа единоверцев. Но они, по крайней мере, были людьми практическими. И Фридрих с удовольствием ставил опыты на их уроках. В дебри же рассуждений эти учителя не вдавались.

…И был другой филистер. Главный филистер всех жителей Вупперталя. Пастор Круммахер.

Как он был речист! Как он умел заламывать руки, сбегать с кафедры к пастве, снова взбегать на нее, обращать лицо свое к богу, плакать.

И с ним вместе плакала и молилась вся церковь.

Каждое его слово было так же свято, как словописания.

Но когда он поносил книги, ругал членов общины за чтение романов, Фридрих не соглашался с ним.

– Но ведь это христианский роман! – говорил просительно маленький Эдвард, бакалейщик.

– И все равно он – роман! – отвечал с негодованием пастор. – Порождение дьявольских мыслей. Если вас застигнут снова, господин Эдвард, за подобным чтением, дорога в вашу лавку порастет травой.

Это была серьезная угроза. Порастет травой – значит не будут идти покупатели, не будет выручки. И маленький Эдвард робко просил прощения. Обещал пожертвования на ремонт храма.

– Давай подложим пастору книгу, – предложил как-то раз Бланк.

Он принес из библиотеки отца полуприличную книгу, которую даже отец читал, закрывшись в кабинете. И когда после проповеди все стали расходиться, Бланк и Фридрих подложили на скамью, где сидел обычно Рипе, эту книгу.

Потом они с удовольствием наблюдали, как церковный служитель побежал вдогонку за учителем. Как учитель, не понимающий ничего, вернулся в церковь. И как разъяренный пастор размахивал перед носом учителя книгой, а учитель, даже боясь взглянуть на эту книгу, оправдывался нетвердым голосом.

Это стало забавой – приносить в церковь на проповедь книги и подкладывать к самым скучным и важным городским особам.

Сами они уже года два как увлеклись чтением. Приключенческие книги в городской библиотеке шли у них нарасхват.

Отец Вильгельма Бланка смотрел на это чтение косо.