Вот и серая громада крейсера «Бруклин».
Чекмарев уронил голову на грудь и качнулся в сторону. Американские товарищи подхватили его и еще одного матроса, который действительно был нетрезв, под руки и поволокли по трапу на верхнюю палубу. Дежурный офицер, рассматривавший в бинокль женщин на берегу, мельком взглянул в их сторону и сказал брезгливо:
— Пьяных свиней под душ!
Матроса поволокли в душ, а Чекмарев оказался в одном из кубриков. Закурив предложенную сигарету, он стал говорить о Ленине. Тихо было в кубрике. Простые американские парни слушали слова правды, и на их лицах лежала задумчивость. Вдруг пронесся предупредительный шепот. Чекмарева уложили в один из гамаков. Вошел офицер:
— Эти свиньи спят?
Матросы хором подтвердили. Офицер ушел. Чекмарев продолжал беседу. Потом он достал брошюры и листовки. Они моментально были разобраны, а вечером, когда опустились сумерки, Чекмарев, оказался на берегу.
Через несколько дней Меркурьев, посмеиваясь, принес приятную весть:
— Генерал Грэвс взбешен. Большевистская зараза на «Бруклине»! Крейсер, на котором на орудийных башнях оказались расклеенными наши листовки, отведен за Русский остров. Команда матросов будет сменена. Нынешняя отсылается в Штаты. Тем лучше. Эти ребята расскажут там то, что слышали от тебя, что прочитали в брошюрах Владимира Ильича и в наших листовках. А ты готовься к отъезду. Партия дает тебе задание — на Чукотку, — машинист лукаво посмотрел на Чекмарева. — Поедешь с одним товарищем. Не знаю только, понравится он тебе или нет.
Меркурьев подошел к двери, ведущей в соседнюю комнату, приоткрыл ее и пригласил кого-то:
— Войдите! Познакомьтесь!
В дверях показался улыбающийся Шошин. Друзья обнялись. Они были счастливы. Было что рассказать друг другу. Воспоминаний хватило на вою длинную дорогу до Ново-Мариинска, административного центра Анадырского уезда. Здесь товарищи снова расстались. Шошина направили на мыс Дежнева, а Чекмарева — в Марково.
Поздно разошлись устьбельцы в этот вечер по своим домам. Убедившись в ошибочности прежних опасений, взволнованные рассказом Чекмарева, они больше не выставили охрану у складов.
Падерин ушел около полуночи, а Чекмарев с Кабаном и Наливаем остались в Совете. Уснули в первом часу ночи.
Чекмареву показалось, что он только что закрыл глаза и не успел даже задремать, когда его плеча коснулся Кекуай.
— Что? — поднял глаза Чекмарев. — Что тебе?
Он слабо различал в полутьме лицо юноши. От печки на стены, пол и потолок падали красно-желтые отсветы. Кекуай всю ночь поддерживал огонь.
— Упряжки там… Много упряжек…
— Где? — Чекмарев не понимал, о чем говорит юноша. — Какие упряжки? Чьи?
— Там много упряжек, — повторил Кекуай и потянул Чекмарева за руку. — Слушай. Тундрой бежали.
Чекмарев соскочил с постели, подбежал к окну и прислушался. Он сразу же услышал характерное повизгивание снега под полозьями нарт. Ожесточенно и зло залаяли собаки. Они всегда так лают — отрывисто, с хрипом, — когда появляются чужие упряжки.
«Может быть, кто-нибудь из ново-мариинских ревкомовцев пожаловал наконец?» — подумал Чекмарев и сказал Кекуаю:
— Отопри дверь и зови гостей, замерзли, наверное.
Он шагнул к столу, пошарил по нему рукой, разыскивая спички. Кекуай уже был у двери, когда в нее с улицы сильно застучали. Проснулись Кабан и Наливай.
— Что случилось?
— Кто-то приехал, — Чекмарев наконец нашел коробок со спичками, зашуршал ими и прикрикнул на Кекуая: — Чего там возишься? Открывай же!
Чекмарев засветил лампу, поставил стекло и подкрутил фитиль. В комнате стало светло. Кекуай выскочил в коридор, из которого слышался непрерывный стук в двери, взялся за засов, и тут же с улицы донесся отчаянный крик:
— Не открывай!.. Бандиты!.. Черепа…
Голос оборвался, но все узнали его. Кричал Падерин. Озадаченные Кабан и Наливай вскочили с постели. Чекмарев хотел остановить Кекуая:
— Подожди! Не открывай!..
Но было уже поздно. Кекуай отодвинул засов. Кто-то рванул снаружи дверь. Вместе с морозными клубами в коридор ворвались черепахинцы. Они отшвырнули Кекуая в сторону…
Чекмарев схватил свой винчестер, обернулся и — вскинул оружие в тот момент, когда в комнату вбежали Пусыкин и Черепахин с винчестерами. За ними толпились еще какие-то люди, но Чекмарев не успел их рассмотреть. Красные от мороза лица Пусыкина и Черепахина были перекошены злобой. Черепахин закричал:
— Руки вверх! Сдавайтесь!