Утренний чтец

Мать ничего не знала, совсем ничего. Ни про завод, ни про грязное ремесло палача, которым он занимался. Годами он обманывал ее, молчал о плохом и выдумывал хорошее, выстраивал себе фальшивую жизнь – только ради нее. Жизнь Белана, евшего и пившего отнюдь не безвкусные хлопья и жиденький чай, Белана, который целый день занимался отнюдь не тем, что превращал тонны книг в бумажную кашу. В жизни этого Белана Гормоля существовала отнюдь не только золотая рыбка. Белан, которого он описывал каждый четверг по вечерам, был замом главного редактора в издательстве и брал от жизни все. От звонка к звонку ложь разрасталась, жирела, и всякий раз у него сводило живот от страха, что, несмотря на разделявшие их четыре сотни километров, мать в конце концов почувствует в его уклончивых ответах обман. Белан ездил в родную деревню лишь пару раз в году. Ненадолго, и то на целый день сбегал. Сбегал от вопросов матери, сбегал от скверных воспоминаний и от всех этих людей, что по-прежнему звали его Горланом Бемолем и требовали, чтобы он их узнал, – а он потратил годы, чтобы их забыть; сбегал от могилы, в которую никогда не верил.

* * *

И в тот вечер, прекратив морочить матери голову и положив трубку на рычаг, Белан снова не смог сдержать подступавший к горлу позыв желчной рвоты.

19

Серый бетон исчез под слоем грязи, заливавшей пол завода. Они с Брюннером, стоя по щиколотку в вонючей жиже и вооружившись лопатами, швыряют и швыряют сгустки каши в резервуар “Церстор-500”. Она жадно, с жуткими влажными причмокиваниями, лакомится этим пюре. Каждые десять секунд ее задница сносит новую книжку, и та сразу взмывает к потолку, рассекая воздух крыльями страниц. Сотни книг грозным роем кружат в ангаре, с оглушительным гамом порхают над головами людей. Время от времени какой-нибудь том отделяется от общей тучи, пикирует к земле и со свистом взвивается обратно, едва не задев волосы. Толстенная книга бьет Брюннера прямо в висок. Верзила во весь рост растягивается во рву, полном грязи. Бедняга отчаянно барахтается, но с каждым движением увязает все сильнее. Под ударами бумажных эскадрилий стекла в кабинете Ковальски разлетаются вдребезги. Толстяк, запертый в своей башне, ничего не может сделать. Несмотря на окружающий грохот, до Белана доносятся жуткие звуки – книги врезаются в дряблые телеса шефа. С минуту его крик разносится по заводу, а потом окончательно стихает. Белан хлопает глазами. Какой-то словарь на полной скорости влетает ему в правое колено, подкосив опорную ногу. Второй снаряд переламывает пополам ручку лопаты. Он падает на землю головой вперед, вопя от боли. Грязь лезет в широко открытый рот, забивает легкие. Он задыхается. Его рука судорожно нащупывает, за что бы уцепиться, и тут пальцы хватаются за возникший из пустоты трос.

* * *

Ночник свалился со столика на пол, увлекая за собой аквариум Руже де Лиля, и тот разбился на тысячу кусков. Рыбка всеми своими плавниками трепыхалась на ковре, среди осколков стекла. При каждом скачке ее тельце испускало оранжевые сполохи. Белан взял банку из-под хлопьев, стоявшую у раковины, налил воды и бросил туда умирающего Руже. Содрогнувшись последний раз, золотая рыбка как ни в чем не бывало вновь вошла в свой крейсерский ритм и под исполненным облегчения взглядом хозяина совершила первый круг по банке. Белан поморщился. Ночной кошмар ушел, но оставил по себе жуткую, раздиравшую лоб головную боль. Утром он позавтракал двумя шипучими таблетками.

* * *