Читаем Утренний, розовый век. Россия-2024 (первая часть) полностью

Холодная бутылка водки дрогнула в моих руках. Я всегда старался пропускать подобные объявления мимо ушей: я же не старик, я здоров, у меня есть работа. Эти вкрадчивые голоса охотятся не за моей душой, у меня в запасе еще двадцать, ну — пусть пятнадцать, пусть десять лет. Но сейчас казалось, что дура с кукольным личиком нацелилась с экрана прямо на меня. Ее тонкий щебет ввинчивался в мой мозг:

"Дорогие старики, выбирайте лучшее! Напоминаем, что в других благотворительных агентствах средняя продолжительность жизни после заключения договора составляет по статистике пять с половиной месяцев, а в агентстве 'Золотой закат' этот срок — десять месяцев! Наши телефоны… "

Меня затрясло от ярости. Нет, черт побери, я должен попытаться взять акимовские пятьдесят миллионов! Страшно соваться в пасть к разумникам? Гораздо страшнее покорно ждать, когда осиные голоса таких благотворителей начнут роиться над твоей головой. Если нет от них иной защиты, кроме денег, значит, нужно вступить в бой за деньги, драться, рисковать. А не повезет, по крайней мере погибнуть в полной силе, хозяином собственной судьбы. Как прадед Акимова на своем фанерном истребителе.

Я отнес бутылку назад в холодильник. Решение было принято, передо мной стояла конкретная задача, и потребность в алкоголе отступила. Мозг начал тасовать варианты действий, обозначать условия. Первое и главное: в одиночку тут не справиться. Необходима "крыша", да не простая, а двускатная. Способная прикрыть меня и от злобы разумников, и от бдительного ока спецслужб.

И подходящую крышу я мог получить…

Я потянулся к телефонному браслету, лежавшему на полочке, потом передумал, взял трубку телефона городского, набрал номер. После первого же гудка послышался щелчок, и в ухо мне ударил гулкий голос:

— Слушаю, капитан Михайлов!

— Здравствуйте, капитан. Соедините меня, пожалуйста, с вашим шефом.

Если бы мозги дежурного капитана были хотя бы с горошину величиной, он сообразил бы, что тот, кто знает его номер, имеет право на такую просьбу. Но у моего собеседника объем интеллекта оказался ниже критического. Он поперхнулся от негодования и заорал:

— Ты что, мужик, с дуба рухнул?! Ты представляешь, куда звонишь?! Вот у меня твой номер светится, и я сейчас…

Пришлось изменить тон:

— Капитан, — перебил я, — тебе служить не надоело? А ну, одним духом соединяй! И не вздумай подслушивать!

Понадобилось еще несколько секунд, чтобы сигнал прошел сквозь организм капитана и претворился в движение его пальца, надавившего на кнопку. В трубке раздался щелчок, потом новый гудок, потом опять щелчок, и рассеянно-деловитый голос откликнулся:

— Слушаю, генерал Шестак!

— Салют, Билл! — приветствовал я. — Это Валун. Встретиться надо, срочно.

Об исключительной важности дела я мог не говорить. И так было ясно, что по пустякам я не стал бы звонить к нему прямо на службу.

— Лады, — ответил он. — Знаешь ресторанчик "Евгений и Параша", открылся на Литейном к юбилею?

— С улицы видел, внутри еще не бывал.

— Вот и побываешь. Сейчас сколько, четверть второго? Давай в три часа в этой самой "Параше". Я как раз туда обедать приду.



4.


Когда я сказал Акимову, что при катастрофе на испытаниях ракетного двигателя вытащил из огня четверых, то немного прихвастнул. Спас-то я действительно четверых, но ВЫТАЩИЛ всего троих.

В момент взрыва я только подходил к испытательной площадке. Накануне прошел холодный осенний дождь, я переступал через лужи, когда рвануло так, что я едва не опрокинулся. Меня, конечно, оглушило, но рассудок я не потерял. Я сообразил первым делом сдернуть свой тонкий шарф, намочить его в ближайшей лужице, обмотать им лицо и через него дышать. Однако от ядовитых паров нашего топлива мокрая тряпка помогала слабо. Вытаскивая третьего раненого, я сам уже еле держался на ногах. Носоглотку и легкие разрывало изнутри тысячами иголок, незащищенные глаза обжигало, я заливался слезами и с трудом что-то различал перед собой.

И все-таки, положив третьего спасенного на землю и кивнув подбегавшим медикам, я, пошатываясь, побрел назад. Мне было так плохо, что я почти не испытывал страха, все силы уходили на преодоление пространства. Иссеченный осколками бетонный пол, казалось, прыгал под ногами. И в голове прыгали вместе с пульсирующей болью обрывки мыслей. Я вспоминал, как накануне испытаний мы материли химиков, изготовивших и приславших нам слишком мало топлива, как подсчитывали, на сколько секунд работы двигателя его хватит, какие характеристики успеем снять. Да если б мы, дураки, получили этого бешеного зелья хоть вдвое больше, никто из нас уж точно не остался бы в живых! А так — я шел за четвертым.

Ручейки разлившегося топлива пылали на бетоне зеленоватым пламенем. И в адских отсветах я, полуослепший и задыхающийся, заметил наконец человеческое тело, придавленное рухнувшей стойкой с приборами и тянувшимися от них кабелями. Утирая слезящиеся глаза, попытался понять, жив бедняга и действительно шевелится, или его движения мне мерещатся и тогда я должен просто обойти мертвеца. Но тут он явственно приподнял руку, подзывая меня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза