Утро морей

— Частями давай, мне бабки нужны.

— Серьезно, что ли?

Она была искренне удивлена, и это лишний раз доказывало Максу, что она ничего не знала о его проблемах.

— Бывает и так.

— И на что ж тебе вдруг бабки понадобились? Сказал бы раньше, я в любой момент халтурку подогнать могу!

— Не нужны мне твои халтурки, просто плати вовремя, если есть такая возможность.

Он уже нашел в Даркнете человека, который знал, откуда взялся замгарин. Вопрос стоял лишь за ценой, и цена эта была немаленькой. Но если договориться платить частями… может получиться. Или, как вариант, кредит взять, а потом уже с гонораров отдавать. Все это Макс продумывал просто как детали, ему важна была лишь его цель.

Может, поэтому он и не обратил внимания на Женю, как бы она ни вилась вокруг него. Она обиделась, но не сдалась. На следующий день она снова была рядом, просто сменила платье на топ и шортики. Шортики были такими короткими и натянуты оказались так высоко, что Жене любой гинеколог дал бы по лбу. Но вряд ли ее это остановило бы, она всегда умела добиваться своего.

Это вовсе не означало, что у нее должно было получиться. В упрямстве она никогда не могла его превзойти. Они оба уже усвоили: если Макс чего-то не хочет делать, она его никак не заставит, никаким пряником, а кнута против него и не было никогда.

Вот только он все-таки склонялся к мысли, что хочет. Макс старался занять все время работой, но в какой-то момент даже у него заканчивались силы и вдохновение, приходилось отправляться в постель хоть на пару часов. А там было холодно — и там ждали сны. Злые и изматывающие. Протянутые к нему детские руки, болезненно худые, бледные, в кровавых трещинах. Эвелина, которую он, Макс, убивает снова и снова. Франик, живой, но не прежний, не такой, каким он был перед смертью, а уже изменившийся — лысый, серовато-бледный, с нездорово блестящими глазами.

Макс понимал, что это плохо. Настолько, что любой мало-мальски адекватный психолог сразу же поместил бы его на лечение в больницу, даже без подкупа со стороны «Белого света». Нужно было срочно переключиться, и приятный способ Макс знал только один.

Поэтому, когда Женя в очередной раз промаршировала мимо него в полупрозрачном сарафане, он решил, что сдерживаться уже хватит. Он не сказал ей ни слова, просто подхватил на руки — силы ему было не занимать. Женя ойкнула от неожиданности, но когда поняла, что происходит, только засмеялась. И, оказавшись на широком подоконнике, у самого окна, она не упрекнула его, как упрекнула бы Эвелина, не стала выкручиваться. Она знала, что рядом сейчас никого нет. Она смотрела ему в глаза, голая, наглая. Победившая, даже оказавшись под ним. Хищно вогнавшая когти ему в спину, когда он оказался в ней. Весенняя кошка да и только — даже ранней осенью.

Макс не был задет, он был не против проиграть вот так. Он вообще уже не задумывался, ему хотелось чувствовать, и он чувствовал. Горел, как раньше, до всего этого, как только с ней — с Эвелиной не получилось бы, да и с многими другими, которые были после нее и до нее. Самое забавное тут то, что он даже о ней не думал. Она была больше, чем телом, она была способом, решением, стихией, надежным путем от всего. Но вот как человек она при этом не воспринималась… Она была бы не рада это услышать. Никто и не собирался ей говорить.

Когда Макс опомнился, они были не в том зале, где все началось, и даже не на том этаже. Они были наверху, в спальне. Он лежал на затянутой целлофаном кровати. Женя, все еще голая, стояла на большом балконе, выходящем в сад, и курила.

— За спину извини, — ухмыльнулась она, совсем не похожая на человека, который извиняется.

— Пустое. У меня после каждой такой встречи с тобой спина на нотную тетрадь похожа, я уже привычный.

— Ты не знаешь, где остался мой сарафан? Да и трусики надо бы найти, пока они прораба не порадовали…

— Не представляю. Меня не это интересует.

— А что тогда?

— Откуда ты сигарету достала? И ладно бы сигарету, но зажигалку…

— Пошляк, — фыркнула Женя.

— Я думал, ты курить бросила.

— Бросила, а потом снова начала. Из-за этих… лысеньких, — помрачнела Женя. — Замиков. Я знаю, знаю, о них нельзя говорить плохо, надо только хвалить… Но я не могу просто! Я ужасный человек?

Макс невольно вспомнил свою бывшую жену — или то, во что она превратилась. Он видел ее на видеоролике и не узнал бы, если бы не подпись. Поэтому теперь он сказал без тени сомнений:

— Ты — лучшая женщина, которую я знаю.

— Ого, так ты тоже омерзительно неполиткорректный? — рассмеялась Женя.

— У меня есть свои причины.

— Лина?

— Больше, чем она. Иди ко мне.

Любопытно… Женя стояла перед ним обнаженной уже давно, но только теперь, когда он понял, что она — такая же, как он, Макс по-настоящему захотел ее получить.

И оставить.

* * *

— Что ты делаешь с этими деньгами, жрешь их, что ли? — раздраженно поинтересовалась Марина.