Утро морей

В этот день он ехать туда не собирался — а пришлось. Ему позвонили.

— Максим Иванович, вы не могли бы к нам приехать как можно быстрее?

Голос врача звучал напряженно. Максу это не понравилось.

— Что случилось? Что-то с Шуриком?

— Лучше не по телефону. Вы приедете?

— Да.

Он бросил все, он сразу же отправился в клинику. Он спешил, потому что надеялся чем-то помочь — хотя в глубине души уже чувствовал, что опоздал. Предчувствие оказалось верным, да и врач был прав: о таком лучше не говорить по телефону.

Шурик был мертв. Он умер ночью — за ним не следили, считали, что палаты, где нет ничего острого, будет достаточно для его безопасности. Зря они так, конечно… Он был безумен, но не глуп, такой вот парадокс.

В момент, когда паника в его душе достигла предела, он просто перегрыз себе вены на руках. Уже сам этот поступок выдавал, что стало с его сознанием, до какой черты он дошел. Но если бы все ограничилось этим, он бы дожил до утра. Шурик то ли знал об этом, то ли просто забыл о покое. Он метался по комнате, оставляя на стенах кровавые надписи и этим не давая потоку остановиться. Когда потеря крови стала слишком значительной, он потерял сознание. Если бы он был прежним, он бы, может, и дотянул до прихода врачей. Но у замгаринщиков со стажем и так здоровье ни к черту, особенно сосуды…

Было больно, а боль привычно приносила с собой гнев. Хотелось сделать хоть что-то, потому что Макс не привык сдаваться. Но что можно противопоставить смерти? Нет, если человек уже мертв, можно только отомстить. А кому тут мстить? Убийцей Шурика был сам Шурик.

Или не только… Среди врачей Макс заметил знакомую фигуру, в которой не было ничего запоминающегося — но этим она и выделялась. Этот человек бывал в больнице редко и никогда не приходил просто так.

— Соболезную, — сказал он, когда Макс подошел ближе.

Теперь они оба смотрели на белые стены палаты, исчерченные вишнево-красными линиями. Тело уже унесли. В воздухе пахло кровью, лекарствами и какой-то гнилью.

— Это ведь не было сделано специально, не так ли? — холодно спросил Макс.

— Зачем нам это?

— Потому что ему и остальным пациентам не становилось лучше, только хуже. Они портили статистику.

— Остальные трое живы.

— Надолго ли?

— Максим Иванович, вы предсказуемо расстроены, — покачал головой его собеседник. — Пожалуйста, обдумайте все это еще раз… А если чувство, что участь вашего родственника была кем-то подстроена, не исчезнет, вы можете подать на клинику в суд.

На самом деле Макс не думал, что Шурика убили осознанно — как можно заставить человека перегрызть себе вены? Вопрос в том, когда они заметили его поступок. Почему в палате не было камеры наблюдения? Все разговоры о приватности просто смешны после того, как Шурика вынудили принять участие в испытаниях.

Так что он мог бы подать в суд. Макс не боялся противостоять этим людям, он был известен — и он был нужен им, это тоже важно. Если бы дошло до разбирательства, они бы даже наказали парочку врачей, лишь бы он успокоился. И все же… Уже сейчас, во власти гнева, он понимал, что не будет ни с кем судиться. Он просто похоронит эту историю вместе с телом Шурика.

Потому что прямо сейчас он смотрел на свое имя, написанное кровью на стене, и имя это было частью долгого и полного ненависти проклятья. Точно такого же, как те, что Шурик щедро отсыпал ему при встречах. Это существо уже не было его братом… и другом тоже не было. Оно и само уже хотело уйти, так зачем отбирать у него это право?

Покидая клинику, Макс обнаружил, что ему не больно. Это было странно и могло бы насторожить его, если бы он позволил себе понять причину. Но он не позволил, его все устраивало.

* * *

На карте появились белые пятна. Не в буквальном смысле, просто… пустые. И это отзывалось в душе какой-то неприятной, тревожной грустью.

— Не нравится мне это, — признала Ника.

— Что именно? — поинтересовался Макс. — Картинка как картинка!

Ей нравилось рассматривать спутниковые карты давно — в той жизни, которая теперь казалась прошлой и чужой. Это развлекало Нику, завораживало, как полет над планетой. Потом, когда начались перемены, ей стало не до того. И вот теперь жизнь снова сделалась стабильной — или хотя бы казалась такой. Поэтому Ника опять открыла карты, хотелось видеть уже привычную красоту, а там оказалась красота новая.

— Посмотри вот на это, — Ника указала пальцем на экран. — Похоже на заброшенный поселок!

— Ну, заброшенный. И что?

— Он не был таким! Я ведь знаю, где это, я там была когда-то…

— Ты ведь знаешь, почему это происходит, — помрачнел Макс.

И она действительно знала. В больших городах адепты «Белого света» и их противники разделялись по кварталам. Но в маленьких городках, где все традиционно друг друга знали, вражда доходила до такого уровня, когда существовать вместе становилось невозможно. Программист-замгаринщик портил сеть всему городу. Медик, презирающий «Белый свет», отказывался обслуживать адептов. Угрозы сыпались градом, ненависть крепла, на улицах стало небезопасно. И вот люди уезжали — им казалось, что на время, а потом выяснялось, что навсегда.