Утро начинается с любви

Поезда не часто здесь бывают,

и не долго их горят огни.

Постоят минуту, повздыхают,

будто мне сочувствуют они.

И опять уносятся куда-то,

рельсами, как струнами, звеня…

Опускает руку виновато

семафор, похожий на меня.

Ну а где-то в городе далеком,

где гудки их слышны по утрам,

может, кто-то все стоит у окон

и грустит по этим поездам.

Возвращение

В старую Ригу вхожу на рассвете.

Тихо бреду сквозь былые века…

Я в восхищенье тогда не заметил,

Как родилась о ней эта строка.

А. Дементьев. 1950

Старая Рига – далекая юность:

Поднялся к небу готический лик.

Мне вдруг почудилось —

Юность вернулась

В сердце мое,

Но всего лишь на миг.

Все эти годы

Я жил в ностальгии:

Улицы вдаль,

Даугава, мосты.

Мы не стареем.

Мы просто другие.

Но не покинул нас

Зов красоты.

Старая Рига – счастливая память.

Ты никуда от меня не ушла…

Домский собор

Перед вечностью замер,

Как перед ним замирает душа.

Жаль, что теперь

Ты в другом государстве,

Старая Рига – сестра по любви.

Я говорю тебе с нежностью:

«Здравствуй!..»

И преклоняю все годы свои.

Рига

2011

Борис Пастернак

Поэта я увидел в первый раз

Случайно в поликлинике Литфонда…

…Его друзья уже вернулись с фронта,

А время мне напомнило фугас

Замедленного действия, который

Потом взорвал стихами шумный город.

И этот взрыв нежданно сблизил нас.

Поэт стоял на сцене и молчал.

Он только что прочел стихи о мире.

Зал грохотал, как волны о причал.

Он улыбался, дожидаясь штиля.

Продолжив чтенье, вдруг на миг умолк,

Волшебную строку забыв угрюмо.

И зал ему подсказывал, как мог, —

Кто шепотом, кто радостно и шумно.

Потом напишут – он стихи забыл

Нарочно, чтобы убедиться,

Что юный зал его боготворил,

К кому он обращал свои страницы.

Но он-то знал, что не порвется связь

Меж ним и залом… Остальное – небыль.

И мысль его над залом вознеслась,

Чтоб возвратиться откровеньем Неба.

Спустя года он вспомнит вечер тот

И все слова в тиши исповедальной.

И вновь в его душе строка замрет,

Как и тогда – призывно и печально.

«На булавке бьется стрекоза…»

На булавке бьется стрекоза,

неподвижно выпучив глаза.

Крыльями прозрачно шелестит.

Кажется, рывок – и полетит.

Но булавка крепко, как копье,

пригвоздила на стену ее.

И, раскинув крылья, стрекоза

погасила круглые глаза.

Вытянулась в темную струну

и вернула дому тишину.

Так она в порыве и замрет,

будто приготовилась в полет.

Потерянный вечер

Включил сегодня я ток-шоу снова.

Хотел послушать умный разговор.

Господь сказал – «Вначале было Слово…»

Но Он не знал, что Слово это – ор,

Когда никто не слушает друг друга,

Что удивляет мудрую страну.

Одним ток-шоу – вариант досуга.

Другие любят личную войну.

Ну а ведущий сохраняет верность

Натуре избалованной своей…

И покидает зал интеллигентность,

Когда перебивает он гостей.

И снова в гаме затерялись речи…

У передач таких один акцент:

Забить своим многоголосьем вечер.

И я его меняю на концерт.

2015

Рыжий

Я по утрам встречаю его —

доброго рыжего пса.

Он ждет появления моего,

жадно глядит в глаза.

И я делюсь с этим милым псом

всем, чем мой стол богат:

кусочком сала, хлеба куском…

А он, как всегда, им рад.

И так я дружу с ним который год,

не ведая ничего:

чей он, откуда, и где живет,

и как величать его.

А пес красив и здоров, как волк,

пожаром пылает шерсть…

Однажды его я домой привел,

сказал – поселяйся здесь.

Я другу железную цепь купил,

ошейник достал ему…

Но, видно, простор ему больше мил —

дурашному псу тому.

Не соблазнившись чужим теплом,

удрал той же ночью пес.

А утром ждал меня за углом:

мол, что-нибудь мне принес?

Пес к жизни бродячей своей привык.

И с детства он с нею прост:

летом носится, свесив язык,

зимою – поджавши хвост.

И так случается иногда —

без сна он проводит ночь:

спать ему не дают холода,

ветра его гонят прочь.

Но пес судьбы своей не сменил.

И рад, видно, той судьбе.

Значит, у рыжего много сил

остаться верным себе.

Чужие

Меня сюда случайно пригласили…

Закрылась дверь,

и показалось мне,

что где-то очень далеко Россия,

а я с чужой страной наедине.

Здесь все не наше —

и глаза

          танцы.

Чужое все —

от песен до тряпья.

Здесь даже имена под иностранцев,

а русское —

лишь черный хлеб

да я.

Меня сюда позвали по ошибке,

решив подать,

как сладкое,

к вину.

И ждали,

что под сытые улыбки

стихи я декламировать начну.

А я не стану!

Нету настроенья.

Мне так здесь скучно —

                   я вам доложу.

Я поднимаюсь…

Сетую на время

и радостно в Россию выхожу.

Бой продолжается

Это все далеко,

            но близко…

Где-то матери ждут солдат.

              обелиски

прямо в душу мою глядят.

Смотрят в сердце глазами павших,

словно бой еще не затих.

Мы и впрямь уже стали старше,

старше юных отцов своих.

Ну а бой еще продолжается,

и не видно ему конца.

Фронт проходит через сердца,

через души сынов сражающихся.

И напрасно враги надеются,

что у нас набекрень умы.

Батьки были у нас гвардейцами.

Их фамилии носим мы!

«Мой друг Полад – талантлив и красив…»

Поладу Бюль-Бюль оглы

Мой друг Полад – талантлив и красив.

Мы оба с ним из бывшего Союза.