Утро не судное

И опять: вот оно – блюдо наше любимое и ставшее уже почти привычным. Игорь глянул на Антона и понял: тот тоже почувствовал. Одежда мгновенно прилипла к телу, что незамедлительно заставило ещё раз проклясть судьбу и то место, куда она так немилосердно забросила. Воздух стал плотным, как… Игорь в тот самый первый раз подобрал такое определение: как разбавленная вода. Вот таким он и стал. Послышалось громкое захлёбывающееся змеиное шипенье. Игорь использовал «зашкворчало». Прошла одна волна, затем другая. Жидкая вода толкала, тянула, покачивала, но за собой не увлекала. Игорь расслабил ноги и настроился пружинить. Антон крутанул несколько раз левую ногу на носке и погрузил ботинок в песок – на всякий случай. Ведь случаи бывают разные! Контролёр забеспокоился, сник и стал рыскать затравленными глазами. По опыту было известно: ещё немного и начнёт искажаться голос.

– Спокойно, инспектор, это местные сюрпризы, – сказал Игорь.

– Стойте и не дёргайтесь, упадёте – поднимем, – добавил Антон, реализуя какую-то пока непонятную задумку.

Вот и звон в ушах, вот и первые лоскутки над землёй медленно закружились. Инспектор открывает рот и что-то пытается сказать. Его голос звучит, как замедленная запись. Антон смотрит на него: побежит или не побежит? Не побежал. Это хорошо – нельзя бегать, прикинул Игорь, а то пришлось бы высокопоставленному кадру давать подсечку. Не от кого бегать. И некуда бежать. Терпи, брат, терпи, сейчас черняк придёт, может, зёрна выпадут. А может, и нет. Получилось «нет». Ощущение плотности прошло, лоскутки растворились в воздухе без следов, подул ветерок, и стало легче телу и душе. У строгого господина глаза – как у глушенного карася. Ох, теперь расскажет на большой земле: там такое, там та-ко-е…

– Пойдёмте, – не понятно, к кому обращаясь, тихо сказал Антон. Развернулся и пошёл к лагерю.

Игорь глянул на небо – чисто, без сюрпризов, «кина не будет» и двинулся за ним. Горячий песок неприятно грел ступни. Он оглянулся на инспектора, всё ещё пребывающего в явном замешательстве.

"Психиатры отмечают интересную деталь, – подумал Игорь, – есть две категории людей, которых объединяют общие черты: склонность к мании величия и отсутствие мук совести и чувства вины. Это преступники и политики. Неужели и этот из таких? Не хотелось бы иметь такой фрукт рядом. Ведь Антон его действительно завалить может. Этого ещё не хватало. Я понимаю, что может. Но не упреждаю ни словом, ни действием. Может, я этого хочу? Город всё спишет? Если это так, надо сей край покидать. Стоп. Во-первых, это не так: я просто допускаю возможные, в том числе и маловероятные модели развития событий. Во-вторых, кто ж меня отпустит? Его выпустят, а меня – нет".

Антон, шедший впереди, вдруг остановился, повернулся, доброжелательно рассмеялся и, обращаясь к пребывающему, как хотелось надеяться, в глубоком раздумье проверяющему, громко сказал:

– Господин инспектор! А почему б в последний путь не на лафете?

Игорь окончательно понял, что Антон намеренно нарывается на скандал. Но зачем?

И господин из центра вдруг совершил над собой удивительную метаморфозу: горько улыбнулся.

Игорь даже растерялся: опять на Город списывать? В любом случае такое поведение вызывает удивление и даже заслуживает похвалы. Значит, не всё потеряно? Или я обозлён? Или я наивен? Или просто устал? Я думаю о чём угодно, только не о том, ради чего я здесь нахожусь и в чём упрямо не хочу даже себе в глубокой тайне от всех признаться. Дайте мне дно, и где моя подводная лодка!

Ночью опять прокатились волны тёплого густого влажного воздуха. И этот то ли прилив, то ли отлив сопровождался шумом дождя, хотя на землю не упало ни капли. К раннему утру монотонный, свойственный более грустной глубокой осени шум стих, и когда лагерь уже пробудился, ясное синеватое небо аккуратно и даже изящно разрезал движущийся с Востока на Запад медленно вращающийся разноцветный волчок. Он оставлял после себя след в виде гигантского чёрного треугольника, основание которого скрывалось за горизонтом, и, возможно, там выглядело как-нибудь по-другому. Вершина двигалась в противоположную сторону – но не за линию недосягаемую, а ввысь. Эта чёрная увеличивающаяся по мере продвижения волчка прореха в небе не открывала невольным наблюдателям ничего нового. Приземлённая интуиция подсказывала, что это треугольное окно в Космос должно было что-то показать – хотя бы звёзды. Но ничего не было видно – сплошная непроглядная тьма. Может, они, звёзды, там и были, но мешало их разглядеть какое-нибудь мудрёное атмосферное преломление света. Может, они были так далеко и удалялись так быстро, что свет просто не мог достичь Земли по не менее мудрёным физическим законам. И, если это всё-таки окно, то, возможно, не скучают и с той стороны? Что же они видят?

И ещё было интересно, что видят случайные земные наблюдатели. Став свидетелями необычного небесного явления, которое предстало их взору под разными углами, самые впечатлительные из них уже прикидывают свои близкие и далёкие воспоминания, захватывающие рассказы, комментарии, смелые версии.