Утро не судное

«Это вовсе не значит, – лениво возражает скептик, – что нечто, находящееся «за рамками», воспринимается нами непосредственно. Мы пользуемся приспособлениями, которые не всегда совершенны, мы строим абстракции, на основе которых рождаются новые абстракции… Но какая-нибудь лягушка, – он небрежно кивнул сторону водоёма, – не имеет в своём распоряжении мудрёной техники, а в черепке – умения строить абстрактны модели. И её мир – другой, совершенно отличный от нашего.

Представь себе существ, которые не знают, что такое свет. Я имею в виду гипотетическую популяцию, для которой вообще не было предусмотрено каких-либо устройств, аналогичных сетчатке глаза. Ведь свет – это фотон, попавший на сетчатку. Нет её – нет света. И не только света, но и даже понятия его. А, значит, нет и понятия фотона и многих других: рефракции, интерференции, яркости. Нет приборов и инструментов, работа с которыми требует визуального восприятия. Нет скорости света…. Надеюсь, фундаментальность последнего понятия ты оспаривать не будешь? Вот и объясни представителю этого мира – самому мудрому и обладающему величайшим воображением и удивительной широтой мышления, что есть визуально воспринимаемая красота или единая теория поля.

И встречаешь ты этой существо, удивляешься превратностям мирозданья, а оно тебя тоже воспринимает известным ему одному способом и думает: может же случиться такое гносеологическое недоразумение – про какой-то свет рассказывает…»

«Ну, дорогой друг, – заговорил второй, – от твоих симпатий и антипатий в этом мире мало что зависит. Я допускаю, что разность восприятий может породить разные модели окружающего мира. Но мир-то один, и различные его искажённые отражения в сознании его незыблемость не поколеблют».

Скептик раздражён, но отстаивает свою точку зрения:

«Ты сказал «искажённые»… Назвать что-либо искажённым можно только в том случае, если имеется выверенный, истинный, как хочешь, называй, образец. Но кто его видел, кто его воспринял этот образец? Ты и приверженцы твоей точки зрения почему-то убеждены, что, извините, всамоделишный мир – это тот, который именно мы непосредственно или косвенно воспринимаем. А всё остальное – это искажения. Так что же тогда делать нашему «слепышу»? Как мы ему объясним, что Вселенная сделана под нас? Особенно в том случае, если он убеждён, что – под них!

Мы-то для него – тоже гносеологические недоразумение! И он не менее нас гордится своей вселенской исключительностью. Он уверен в том, что его способ познания, сенсориум, подарившие ему иную логику, математику, астрономию, как раз и есть самые совершенные и истинные. Как же он должен отнестись к нам? Я полагаю, что чем дальше мы выходим за пределы своей ниши, своего сущностного масштаба, тем реже мы должны произносить категорические «очевидно», «бесспорно»… Хотя бы потому, что многие теоретические положения противоречат одни другим, и в такой ситуации говорить о чьём-то искажённом восприятии, порождающем искажённое понимание, просто некорректно.

Мы забрасываем в далёкие миры математический зонд, а потом пытаемся перевести «язык» абстракций на «язык» нашей ниши, и, если у нас что-то не получается, не особо утруждая себя научной принципиальностью, сглаживаем шероховатости».

«Я понимаю твой максимализм, – продолжил разговор второй, – ты придерживаешься довольно шаткой мировоззренческой позиции: или всё или ничего. Но «ничего» меня, например, не устраивает. И потому подчёркиваю: понять – это ещё не значит согласиться. Я готов принять приближённую промежуточную истину, руководствуясь при этом надеждой, что на смену ей придёт другая – менее приближённая».

«Приближённая к чему? – спросил первый, – всё эти упрощённые представления содержат в себе не только серьёзнейшие теоретические заблуждения, они не ведут к объективности, а напротив, уводят от неё. И уводит не в сторону, а в тупик, находящийся в другом конце коридора. Где желаемого выхода нет вообще, потому что его там никогда и не было».

«Ты знаешь, коллега, – миролюбиво сказал второй, – наш разговор беспредметен, как «кухонная» дискуссия, например, о потусторонней жизни. Есть она – нет её? Оттуда ещё никто не возвращался. И если бы такое случилось, то многое пришлось бы пересмотреть. И, быть может, твой скепсис вызвал бы большее уважение и понимание. Я допускаю, что ниши могут не контактировать вообще! Найти бы нам некого «третейского судью», наделённого возможностью непосредственно воспринимать и наш мир, и микро, и макро. Может ли такой «судья» обитать сразу в нескольких сущностями? – такое даже представить трудно».

«Да, трудно, – задумчиво произнёс первый и замолчал».