Утро туманное

– Нет. Я не женат еще.

– Ну, тогда все объяснимо… Вот когда у тебя будут дети, тогда поймешь.

– Ну хорошо, давай тебе попробую прояснить ситуацию с другой стороны… Вернее, со стороны ребенка жертвенной матери. Потому что я и есть этот ребенок. Моя мама так похожа на тебя своей жертвенностью… Она тоже всю жизнь только и делала, что отказывалась от себя ради меня. Тоже воспитывала меня одна, так же хотела, чтобы у меня все было… Не хуже, чем у других, а даже лучше…

– И что? Ты от нее тоже бегал?

– Нет. Я не бегал. Я молча страдал. А это еще хуже, поверь мне. Пытался ей все время объяснить, как тяжела мне эта жертвенность…

– Объяснил?

– Нет. Жертвенность бывает неколебима. И вот я уже вырос, и все вроде срослось как мама хотела. И образование, и жизнь не хуже, чем у других… А мамина жертвенность никуда не делась, она все время норовит что-то от себя оторвать в мою пользу, сделать мою жизнь более качественной. Я сопротивляюсь изо всех сил, а она обижается. А я все время доказываю, что сам бы хотел быть жертвенным ради нее… Но жертвенность эгоистична, она своих позиций уступать не умеет. Так теперь и живем в извечных спорах… Иногда это невыносимо, правда. Но я привык…

– Вы вместе живете, да?

– Нет. Я живу один, квартиру купил. Чего мне стоило в этом маму убедить – отдельная песня. До сих пор простить мне не может, что я лишил ее возможности готовить мне завтрак и гладить мои рубашки. Говорит, я своим уходом опустошил ее жизнь, лишил смысла.

– А тебе не жалко ее, Артем?

– Жалко. Но это необходимо было сделать. Потому что не может здоровый взрослый мужик быть смыслом чьей-то жизни.

– Но ведь маме плохо… Ты о себе подумал, а о ней – нет…

– Как раз о ней я и подумал. Пусть у нее будет другой смысл. Будет своя жизнь, собственная.

– Но она ведь уже не умеет по-другому…

– Ничего, научится. Нет, я понимаю, что ей очень трудно… Что почва выбита из-под ног. Это ведь так сладко – осознавать, что ради ребенка живешь. Да только самому ребенку что делать, как спасаться? Когда материнская жертвенность уже перешагнула все немыслимые границы?

– А ты любишь мать, Артем?

– Конечно, люблю. Очень люблю. И понимаю ее прекрасно. И всегда готов броситься ей на помощь, исполнить любой каприз. Да только разучилась она просить помощь, понимаешь? Недавно у нее сердечный приступ был, а она даже мне не позвонила. Говорит – не хотела беспокоить… К соседке обратилась, та скорую помощь вызвала. Для нее это просто невыносимо – просить у меня помощи. Мне в чем-то помочь – это да, в этом для нее радость и смысл существования. А брать от меня помощь – крах… Удар по самооценке. Вот до чего можно себя довести жертвенностью, понимаешь? И ребенку своему жизнь испортить… Я ведь тоже хочу быть для нее сыном, а не предметом для поднятия самооценки! Сыном, который любит, помогает, оберегает…

– А ты женись, Артем. Детей роди. Пусть она о внуках заботится. Тогда у нее новый смысл жизни появится.

– Спасибо за совет, я учту…

Он произнес это немного насмешливо и предложил тут же:

– Хочешь еще вина? По-моему, тебе на пользу… Вон, даже щеки порозовели!

– Да это не от вина, это от нашего странного разговора!

– Отчего же он странный?

– Не знаю… Я как-то никогда не думала о себе в этом ключе… Мне казалось, я живу правильно. Что в моей жизни есть большой смысл.

– Ну да, ну да… Благородно и жертвенно живешь. С гордостью и достоинством несешь свой крест. Красиво выглядит, очень даже.

– А если даже и так, то что?

– Да ничего… Просто твою Ляльку жалко, вот и все. В этой ситуации я на ее стороне.

– А я что, выходит, на другой стороне?

– Да, ты на другой. Такой вот скрытый антагонизм получается, как причина твоих бед. Так вина еще выпьешь?

– Давай… А то мне совсем плохо скоро будет после такого…

Наташа сделала несколько жадных глотков, будто пыталась потушить внутренний очаг возмущения. И не нашлась что ответить, когда Артем произнес тихо:

– Я очень надеюсь, Наташ, что ты услышишь меня, очень надеюсь… Хотя понимаю, как тебе сейчас трудно. И как невозможным кажется сойти с привычной дороги.

– Да, трудно. Вот и твоя мама не смогла. И я ее понимаю прекрасно. Наверное, ей даже было бы лучше, если бы ты вырос эгоистом и до сих пор считал, что ее жертвенность по отношению к тебе – это нормально, это так и должно быть всегда. Что она тебе – все, а ты ей – ничего.

– Не знаю. Может быть, ты и права. Я вот где-то читал недавно одно интересное рассуждение… Мол, ужасно плохо, когда дети вырастают эгоистами и старикам-родителям не помогают. Но еще хуже, когда дети начинают отвергать помощь самих стариков-родителей. То есть плохо, когда тебя не любят и забывают, но еще хуже, когда твоя любовь не востребована. И как трудно бывает обрести счастливый баланс…

Наташа ничего не ответила – устала от этого трудного разговора. Внутри был полный раздрай, и даже выпитое вино не спасало, а усугубило этот раздрай еще больше.

Ужасно не хотелось осознавать себя виноватой, ужасно не хотелось! И даже вспомнилось вдруг, как Лялька однажды спросила у нее осторожно:

– Мам… А ты почему одна?

– В каком смысле – одна? Что ты имеешь в виду, Ляль?