Утро туманное

– Все, да не все. Ты мне только сказала, что трудно живешь, что одна дочь воспитываешь, что всю себя посвятила ей, живешь ради нее.

– Так все и есть… Чего еще-то? Я рано ее родила, восемнадцати еще не было, и с тех пор моей жизни у меня нет. Что еще надо рассказывать?

– Но ведь отец у твоей Ляльки есть? Кто он?

– А вот об этом я говорить не хочу. Тем более это не имеет никакого отношения к Ляльке. К тому, что она ушла… Будем считать, что нет у нее отца. Она и записана на мою фамилию, и отчество у нее дедушкино, Леонидовна. Отца моего Леонидом звали.

– Так ты что, еще в школе училась, когда…

– Когда забеременела? Да, еще в школе училась. В балетной. Между прочим, у меня впереди было большое будущее, меня в Мариинку танцевать брали… Да я ж тебе это рассказывала вроде! Не помню…

– А ты, значит, выбрала ребенка вместо большого будущего. Всем для него жертвовала, да?

– Да, и что? Ты так говоришь, будто осуждаешь меня за это…

– Да бог с тобой! Кто я, чтобы судить? Я просто понять хочу… Значит, ты с рождения Ляльки для себя определила, что ты теперь святая жертва? Что так будешь жить, да? Сознательно аскезу выбрала? Что для себя самой тебе ничего не надо? Ведь так?

– Да, так!

– Зато у Ляльки твоей все есть, правда?

– Да! – с гордостью произнесла Наташа, поднимая голову. – Да, у нее все есть! Не хуже, чем у других! Все условия! И одежда хорошая, и обувь, и все остальное! И телефон хороший, и ноутбук! Да если б мне денег хватало, я бы и в школу ее другую отдала, в более престижную! Да я бы все, все для нее…

– А себе? Что-нибудь себе не хотела бы оставить? – осторожно перебил ее Артем.

Наташа будто споткнулась, глядела на него с обиженным недоумением. О чем это он сейчас? Что значит – себе? Ведь она ясно ему объяснила, что для себя ей ничего не надо, что для дочери она всем готова пожертвовать! Что за вопросы он задает? Еще и лицо такое сделал… Будто осуждает ее! Странный какой, ей-богу…

– А о себе ты когда-нибудь думала, Наташ? – настойчиво повторил вопрос Артем. – Хорошо ли это, когда себя зачеркиваешь, свои потребности обнуляешь?

– Но я ведь не просто так их обнуляю… Я ради Ляльки… Я всю себя ей отдаю…

– А есть ли необходимость в такой крайности, в такой вот жертвенности? – снова спросил он тихо, и Наташа сердито пожала плечами. Не нравился ей этот разговор, ой как не нравился. Что-то было в этих вопросах ужасно неприятное, будто этими вопросами Артем выбивал почву у нее из-под ног.

– Да что значит – необходимость? О чем ты, Артем? Я тебя не понимаю… Ведь это же так понятно, так естественно… Ведь любить ребенка, стремиться дать ему все, даже собой жертвуя, – не есть ли это необходимость? Да, только так, и никак иначе… Мать должна уметь жертвовать. У нее в природе этот постулат заложен – если родила, все, забудь про себя. Разве не так?

– Нет, не так. Понимаешь, жертвенность – это очень коварная штука. Я считаю, она от лукавого… То есть от материнского эгоизма истоки берет.

– От эгоизма?! Да где видишь тут эгоизм? Наоборот же…

– Нет. Не наоборот. Потому что твоя жертвенность тебе самой больше нужна, чем Ляльке. А если точнее – ей она совсем не нужна. Оттого она и протестует. Она же видит, что ты лишила себя всего. А ей этого не надо, понимаешь? Ей это тяжело… Быть в этом тяжело… Все время осознавать, что ты в плену благодарности…

– Господи, да какая благодарность? Ведь мне не надо никакой благодарности, я же только ради нее живу.

– Так уж и не надо? Ведь лукавишь сейчас, согласись?

– Нет, не лукавлю. Пусть у нее все хорошо будет, я этим счастлива буду…

– Да не будет у нее все хорошо, как ты не понимаешь? Ты же все равно подсознательно ждешь благодарности, ты же вкладываешься в нее как в свою собственность. Нет, не будет все хорошо, пока ты будешь сидеть на игле жертвенности – не будет…

– Хм… Как ты интересно сказал – на игле…

– Именно так. Потому что жертвенность – это тоже наркотик. Ею можно упиваться, наслаждаться, самообманываться. Видеть в ней опору, оправдание своей неудавшейся жизни, цепляться за нее, как утопающий за соломинку… К ней можно так привыкнуть, так в ней погрязнуть, что она поневоле становится твоей сутью. Эгоистической сутью, как бы странно это ни звучало. Да, жертвенник всегда эгоист. Он же отдает, и все должны это оценить по достоинству! Несчастному предмету жертвенности бывает просто невыносимо жить в этом.

– То есть ты хочешь сказать… Что Ляльке со мной рядом невыносимо?

– Да. Именно это я хочу сказать. Пока ты не поймешь и не изменишь свою внутреннюю установку на жертвенность, она будет от тебя бегать.

– Артем… Что ты говоришь такое… Ты это серьезно сейчас?

– Вполне. Лялька не твоя собственность, она хочет нормально жить, вот и все.

Наташа откинулась на спинку стула, чувствуя, как кровь прилила к щекам. Будто он ее ударил сейчас. По самому больному ударил, наотмашь. Глядела на него во все глаза, не отрываясь.

– Я прекрасно понимаю, Наташ, что тебе не хочется всего этого слышать. Что я сейчас разрушаю твою опору, выдергиваю ее из-под ног. Понимаю…

– Да нет, ничего ты не понимаешь… Скажи, у тебя дети есть?