— При чем здесь — не устроен? Ты через несколько лет будешь известным артистом. Но я люблю другого, Даня.
— Это серьезно? — недоверчиво переспросил он.
— Очень серьезно. Я люблю его ровно год и буду любить…
— Всю жизнь! — упавшим голосом договорил Даня. — Но это же невозможно, Владя! — закричал он. — Ты мне нужна. Владька моя! Ты же всегда была в меня влюблена! Ты с третьего класса глаза на меня пялила. Разве нет?
— Ты незаурядная личность, Дан. Это меня всегда привлекало в тебе, в людях. Но полюбила я другого.
— Кто он?
— Инспектор угрозыска.
— О боги! Он что, так красив?
— Нет, Даня. Зачем сотруднику угрозыска красота? Хватит ума и сердца. Вот ты очень красив. Поклонниц у тебя будут тысячи. Учти, что это будет тебе очень мешать в великом твоем труде.
Дан даже не огрызнулся. Он, кажется, приуныл.
— И когда свадьба?
— Понятия не имею. Он еще в меня не влюбился. Не объяснялся мне в любви… Может, в одно прекрасное время сообщит, как и ты, что решил жениться на мне, а может, женится на какой-нибудь нахальной, противной девчонке. Откуда я знаю…
— Значит, между вами ничего нет? Я только вздохнула.
— И даже не целовались?
— Он мой друг.
— Он дурак! — безапелляционно изрек Даня.
Он заметно повеселел. И даже попытался на радостях снова заключить меня в объятия.
Самое удивительное во всем этом то, что Даниил мне очень нравился, поцелуи его кружили голову, были «слаще меда и вина», и я даже пожалела чуть-чуть, что люблю Ермака, а не Дана.
Даниил, конечно, станет актером, и мне завидовали бы все московские девчонки. Черт побери!
Ермак по сравнению с Даном был неказист, невысок, профессия отнюдь не выигрышная, но… что поделаешь, я его любила. Может, без взаимности. Будет у меня неразделенная любовь. Почему именно его я любила! Тайна сия велика есть. Так говорится в Евангелии, которого я еще не читала. Выписала из какого-то романа. Как хорошо сказано: тайна сия велика есть! Да. Великая тайна — любовь человеческая.
— Владенька, но ты не порвешь нашей дружбы? — спросил Даниил не без тревоги.
— Нет, конечно.
Он окончательно успокоился, решив, что время покажет. Все равно ему сейчас не до женитьбы.
— В какой театр ты думаешь идти? — спросила я.
— В какой надо, в такой и пойду. Когда устроюсь, скажу.
— Даня, иди к режиссеру Гамон-Гамана. Отзывчивый и честный человек. Он сразу поймет…
— Он устарел…
— Ничего не устарел. Устареть может только бездарность. Талант всегда немного впереди своего времени. Даня, у меня легкая рука. Может, проводить тебя…
— Еще чего! Обойдемся без сопливых.
И это в первый день приезда! Так он мне говорил, когда я училась еще в пятом классе и осмеливалась советовать ему. Я встала со скамейки.
— Я пойду, Даня. И ты иди домой. Мама твоя ведь соскучилась по тебе.
— Владя! Как я по тебе скучал, такой дурехе. Как мечтал о тебе… Владька ты, Владька!
Я не успела убежать, и Даня целовал меня еще около часа.
— Больше не пойду с тобой в эту беседку! — сказала я, рассвирепев, и, рванувшись, вышла на пустынный наш двор.
— В следующий раз пойдем на ту скамеечку… Она еще цела? На которой сидели год назад.
— Никуда я с тобой не пойду.
Когда я вернулась, отец покачал головой.
— Моряк времени не теряет, — заметил он.
Я скорее проскользнула в свою комнату. В зеркале мелькнуло круглое пунцовое лицо с сияющими глазами. И чему я, собственно, радуюсь?
— И в кого ты такая уродилась? — с искренним изумлением сказал отец.
Не знаю, сколько театров обошел Даниил, пока его приняли. Сообщил он мне об этом в середине мая. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что его взял тот самый режиссер, который побросал Шурины фотографии на пол.
Беседуя с Даней первый раз, режиссер воскликнул: «Какой бы Ричард Даджен из него вышел, будь к такой внешности еще и талант. А какой Петруччио!!! Просто боюсь прослушивать!»
— Прочесть из «Ученика дьявола»? — спросил Даня.
Он и сам знал, что Дик из него получился бы отменный. Он прочел несколько сцен из Бернарда Шоу. Затем стихи, басни, монологи.
Режиссер хотя и нашел, что Даня читает не так, то есть не по его, но в общем-то остался доволен и зачислил Даню в труппу… На самые маленькие роли. По существу, статистом. Но главное было зацепиться, а там уже все зависело от самого Дани, от того, есть ли у него талант.
Забегая вперед, скажу, что в этом театре Дан потерял время. Потому что этот режиссер не терпел ярко выраженной индивидуальности в актере. Короче, это был не театр актера, а театр режиссера, где только одна личность определяла своеобразие спектакля — личность главного режиссера. Сколько Дану пришлось пережить, пока он понял это и ушел! Сколько потерянного времени!
Познакомились Даниил и Ермак в конце мая. У нас. Случайно пришли оба в одно время — в ясный, летний вечер.
Ермак был знаком со многими моими товарищами и подругами. Он знал Алика Терехова, Мишу Дорохова (Миша уже работал в ботаническом саду) и многих других. Он так их и воспринимал: Владины друзья.
Но в данном случае Ермак сразу почувствовал что-то иное… Странно, почему?