Утро. Ветер. Дороги

Я держалась, как всегда. Даня, поняв, кто это, тоже отнюдь не собирался вызывать ревность. Он понимал, что это могло как раз ускорить кое-какие события, чего он не хотел. Даня держал себя с Ермаком спокойно, доброжелательно, заинтересованно. Ко мне относился как к подруге детства. И все же Ермак понял… Может, не совсем, но как в детской игре: холодно, тепло, горячо, совсем горячо!

Папы не было дома, уехал к Шуре. Они уже подали заявление в загс. В июне должна быть их свадьба.

Я накрыла на стол. Пока в кухне готовила чай, они дружелюбно беседовали. Потом пили чай и разговаривали. Но разговор наш оставлял все более тяжелый осадок двойственности. Мы говорили о театре, заводе, трудных подростках, международных событиях и даже о погоде, но в то же самое время кто-то внутри нас вел предельно искренний разговор совсем о другом…

И к моей великой досаде, оба они были неверно информированы этим голосом. Карты смешали самоуверенность одного и чрезмерную скромность другого.

Даниил думал так: «Вот, оказывается, какой у меня «соперник». Никогда не отдам ему Владьку. И чего я, дурак, переживал?»

Ермак думал в унисон: «Так вот каков этот Даниил Добин! Обаятелен, талантлив — такие нравятся женщинам. Конечно, Владя любит его. И в этом нет ничего удивительного. Каждый бы удивился, избери она из нас двоих меня. Так в жизни не бывает!»

Я видела их обоих насквозь. Непонятно, почему они не видели меня. Мало того, Ермак вдруг решил, что он нам мешает. Ни с того ни с сего он поднялся, поблагодарил за чай и, не глядя на меня, сказал, что ему пора в угрозыск, там его ждет срочная работа.

Я стала уговаривать остаться — куда там, он решительно прощался: Дане пожал руку, мне — кивнул. Он направился к двери… Даниил принимал это как должное.

В передней я просто взмолилась: «Не уходи, Ермак!» Но он, поникший, подавленный, расстроенный, тыкался в дверь и никак не мог ее отпереть. И радость-то во мне нарастала (значит, все-таки любит!), и зло брало (мокрая курица, а еще в угрозыске работает!).

Наконец он нащупал английский замок и отпер дверь. Я выскочила за ним на площадку и защелкнула за собой дверь,.

— Ермак, не уходи, — зашептала я ему в ухо, — не оставляй меня с ним. Пусть он уйдет, а не ты…

— Почему? — глупо спросил Ермак, все еще не глядя на меня. На носу его выступили капельки пота. Он был очень бледен.

— Потому что я его не люблю. Я тебя люблю. Но ты же не объясняешься? Мне, что ли, первой было объясняться в любви. И вот пришлось… Ждала-ждала…

Мне так стало жалко себя, его и Дана, который там сидел один и (дурной!) преждевременно радовался…

— Владя! Ты что… Это правда?

— Надо быть совсем слепым…

— Владя!

Он прижал меня к себе, потом отстранил, держа обеими руками за щеки, и заглянул мне в глаза…

— Владя! — задохнулся он, прочтя в них, что и было— мою любовь к нему.

Когда Даня, потеряв терпение, открыл дверь, мы целовались, сидя на соседкином сундуке. Мы оба сконфуженно вскочили.

Даня долго рассматривал нас, широко расставив ноги, уткнув для опоры руки в бока. Он уже снял морскую форму. На нем были обычные мосторговские брюки и шведка.

— Значит, это мне надо попрощаться, — сказал он растерянно. И стал спускаться по лестнице.

— Жалко его, такой замечательный парень! — великодушно заметил Ермак.

Мы вернулись обратно в квартиру и до прихода отца говорили о нашей любви. Держа меня за руки, Ермак рассказал, что он полюбил меня с того самого дня, когда мы с ним ходили на лыжах среди сосен и елей.

— Ну почему, почему ты столько времени не говорил… если это правда, что ты меня любишь? — спросила я.

Ермак сжал мои руки.

— Я никак не ожидал, что и ты…

— Почему не ожидал? Тебе бы немножко уверенности подзанять у Дана.

— Я не так запрограммирован, — пошутил Ермак, привлекая меня к себе.

Когда пришел отец, Ермак очень смутился, но не стал откладывать на завтра объяснение и прямо сказал отцу, что мы хотим пожениться.

Папа сразу разволновался, поздравил нас и поцеловал обоих.

— А я уже стал побаиваться, что Данька уведет ее у тебя из-под носа, — сказал папа Ермаку вроде в шутку.

— Этого не могло быть, — возразила я.

У папы имелась в заначке бутылка шампанского, и он открыл ее. Мы выпили, стоя у стола, за наше будущее. Все трое были взволнованы до предела. У меня перед глазами радужный туман стоял, Я подумала, что этих двоих, самых близких людей, я люблю больше всех на свете.

— Когда же вы думаете играть свадьбу? — спросил отец у Ермака.

— Когда у Влади пройдут экзамены и все выяснится с университетом, — ответил Ермак.