Уцелевший

Пыль — от воздушных защитных подушек, мгновенно надувшихся от удара. Сейчас они уже сдулись и лежат на приборной доске, пыль потихонечку оседает, а Адам кричит и закрывает руками лицо. Сквозь его пальцы сочится кровь, она кажется черной на фоне присыпанных белым рук. Все в машине присыпано белым. Одной рукой он закрывает лицо, а другой открывает дверцу и вываливается наружу, на дымящийся пустырь.

Я почти не различаю его в дыму, как он идет, спотыкаясь, по голым телам, по пластам из людей, навеки захваченных в прелюбодеянии, и я кричу ему вслед.

Я выкрикиваю его имя.

Я уже даже не вижу, где он.

Я выкрикиваю его имя.

Куда бы я ни шагнул, журналы мне предлагают горячих девочек моей мечты.

Рьяных любовников с непреходящей эрекцией и большим членом.

Губы, сиськи и громадные клиторы.

Рыдания доносятся отовсюду.

Я кричу: Адам Бренсон.

Но вижу только большую анальную авантюру для настоящих мужчин.

Девочек, которые любят девочек.

Бисексуальную секс-вечеринку.

У меня за спиной взрывается разбитая машина.

Серый бетонный столб нависает над нами, одна его сторона вся охвачена пламенем, и в свете этого чудовищного костра я вижу Адама, он стоит на коленях всего в нескольких ярдах от меня, закрывая руками лицо, раскачиваясь взад-вперед и рыдая в голос.

Кровь течет по его руками, по лицу, по рубахе, припудренной белой пылью, и когда я подхожу и пытаюсь отнять его руки от его лица, он кричит:

— Не надо!

Адам кричит:

— Это мое наказание!

Его крик обрывается смехом, и он убирает руки — чтобы я видел.

На месте левого глаза — кровавая каша, из которой торчит крошечная пластмассовая ступня Тендера Бренсона с приборной доски.

Адам то ли смеется, то ли кричит:

— Это мое наказание!

Вся фигурка — она там, внутри. И я не знаю, насколько она глубоко.

Главное, говорю я ему, не впадать в панику.

Нам нужно в больницу.

Черный дым от горящей машины клубится вокруг. Теперь у нас нет машины. Есть только пустырь. Площадью в двадцать тысяч акров.

Адам падает на бок, переворачивается на спину и смотрит в небо невидящими глазами. Один глаз ослеплен проткнувшей его фигуркой, другой — натекшей кровью. Адам говорит:

— Не оставляй меня здесь одного.

Я говорю: я никуда не ухожу.

Адам говорит:

— Ты же не дашь им меня арестовать за массовые убийства?

Я говорю: это не я отправил всех на Небеса.

Адам дышит сбивчиво и тяжело. Он говорит:

— Отправь меня тоже.

Я только схожу за помощью.

— Отправь меня на Небеса!

Я найду тебе самого лучшего доктора, говорю я ему. Я найду тебе хорошего адвоката. Ты притворишься, что ты сумасшедший, и тебя оправдают. Тебе задурили мозги в общине точно так же, как мне. Все, что ты сделал, ты сделал лишь потому, что тебя так учили. Всю жизнь.

— Ты знаешь, — говорит Адам и тяжело сглатывает слюну, — ты знаешь, что со мной сделают в тюрьме? Ты знаешь, что будет. Ты же не дашь им отправить меня в тюрьму?

Заголовок в журнале, что валяется рядом: ГРУППОВОЕ ИЗНАСИЛОВАНИЕ — ВСЕМ СКОПОМ «СКВОЗЬ ЗАДНЮЮ ДВЕРЬ».

Я не отправлю его в Небеса.

— Тогда давай меня обезобразим, — говорит Адам, — чтобы никто на меня не польстился.

Заголовок в журнале: ПРИСТРАСТИЕ К АНАЛЬНОМУ СЕКСУ.

И я говорю: как?

— Найди какой-нибудь камень, — говорит Адам. — Тут где-то должны быть камни, под мусором. Ты копай.

По-прежнему лежа на спине, Адам берется обеими руками за пластмассовую ступню и тянет, его дыхание сбивается, когда он прокручивает фигурку и тянет ее наружу.

Я копаю обеими руками. Рою яму в толще людей, прильнувших друг к другу — чреслами к чреслам, лицом к лицу, чреслами к лицу, чреслами к заду и задом к лицу.

Я вырыл яму величиной с могилу, прежде чем докопался до твердой земли, земли во дворе молитвенного дома, освященной земли. Я беру в руку камень величиной с мой кулак.

Адам держит в руке фигурку, она вся в крови и теперь уже точно смотрится по-бесовски.

Свободной рукой Адам поднимает с земли журнал, раскрывает его и кладет на свое обезображенное лицо. На развороте мужчина совокупляется с женщиной, и Адам говорит из-под них:

— Когда найдешь камень, ударь меня им по лицу. Когда я скажу: давай.

Я не могу.

— Я не дам тебе меня убить, — говорит Адам.

Я ему не доверяю.

— Ты подаришь мне новую, лучшую жизнь, — говорит Адам из-под журнала. — Сейчас все в твоих руках. Хочешь спасти мне жизнь — сделай сперва то, что я прошу.

Адам говорит:

— Если ты этого не сделаешь, то, когда ты уйдешь за помощью, я куда-нибудь заползу и спрячусь, и я здесь умру.

Я взвешиваю на руке камень.

Я говорю: а ты точно мне скажешь, когда прекратить?

— Я скажу, когда хватит.

Честное слово?

— Честное слово.

Я поднимаю камень, и его тень падает на людей, что занимаются сексом на лице у Адама.

И я опускаю руку.

И камень бьет его по лицу.

— Еще! — говорит Адам. — И посильнее.

И я опускаю камень.

И камень бьет его по лицу.

— Еще!

И я опускаю камень.

— Еще!

И я опускаю руку.

Кровь проступает сквозь глянцевые страницы, и парочка, совокупляющаяся на них, становится красной, а потом — густо-багровой.

— Еще! — говорит Адам, и теперь его голос звучит по-другому, у него уже нет прежних носа и рта.

И я опускаю камень. На руки этой похотливой пары, на их ноги, на лица.