Увечный бог. Том 1

Оставшаяся на берегу Фелаш присела на бревно, снова стараясь не зацепиться о стержни. Затянулась кальяном и продолжила не без удовлетворения созерцать разворачивающийся спектакль. Выпустив струю дыма, она почувствовала и услышала хрипы в гортани.

Вот и полуденный кашель на подходе.

Ему пришлось прокладывать себе путь сквозь мешанину раздавленных шлемов, разодранных стальных кольчуг, костей, что рассыпались пылью, так что вокруг его ног вздымались серые облака. Впереди, в середине усыпанной телами равнины, был навален курган из таких же переплетенных трупов, а на его вершине торчали два древесных ствола, связанные посередине и образующие косой крест. С него свисало то, что осталось от тела – плоть изодрана, поверх иссохшего лица – пряди черных волос.

Даже с этого расстояния Силкасу Руину было видно, что из середины лба у трупа торчит длинная стрела.

Здесь, в этом месте, миры накладывались один на другой. Столько хаоса и безумия, что они отпечатались на самом времени, сжав ужас неумолимой хваткой. Здесь на коже доброй сотни миров оказалось выжжено одно и то же клеймо. Он не знал, что именно в этой битве – в этой бойне – привело к подобным последствиям, не знал даже, в каком именно из миров она произошла.

Он медленно продвигался через бранное поле по направлению к кургану и жуткому святилищу на его вершине.

Вокруг бродили и другие силуэты – словно заблудившись, словно пытаясь отыскать среди безликих тысяч родные лица. Сперва он принял их за призраков, но это были не призраки. А боги.

Двигаясь вперед, он привлекал внимание то одного, то другого, то сразу нескольких. Некоторые отворачивались и возобновляли свое занятие, в чем бы оно ни заключалось. Кое-кто двинулся ему наперерез. Когда они приблизились, сделались слышны их голоса, их мысли.

– Чужак. Непрошеный. Это не его мир, не его проклятие, для него оно ничего не значит.

– Он явился, чтобы издеваться над нами, над нашими фрагментами, заключенными здесь.

– Он даже не слышит оглушающих нас криков, этих цепей желания…

– И отчаяния, Шеденул, глубочайшего отчаяния…

Силкас Руин добрался до подножия холма и стал вглядываться в переплетенные тела, в крутой склон из костей, выдубленной плоти, доспехов и сломанных клинков.

Вокруг собралось с полдюжины богов.

– Тисте лиосан?

– Нет, Беру. Тисте анди. Его белая кожа – пародия на мрак, что у него внутри.

– Это что, его война? Он опасен. Когда мы будем убивать Павшего, лучше б его рядом не было. Вот когда мы насытимся и тем самым освободимся…

– Освободимся? – Голос этого бога был глухим и низким. – Маури, нам никогда не освободиться от тех, кто нам поклоняется. Такова природа заключенной нами сделки…

– Я, Дэссембрей, такой сделки не заключал!

– Это, Беру, совершенно не важно. Желания смертных дали нам нашу форму. И утащили нас за собой в смертные миры. И не важно, что мы взошли, что нам пристало заниматься своей собственной судьбой. Поверь, пусть даже бо`льшая часть меня все еще шагает по отдаленнейшему миру – и рыдает о том, что его предали, так что я уже почти оглох, – здесь проклятия и молитвы скрутили меня, как сжатый кулак. Желаю ли я, чтобы мне поклонялись? Нет. Стремлюсь ли к еще большей власти? Я уже убедился, что это бесполезно, и от моего предназначения остался лишь усыпавший душу слой пепла. Мы заключены здесь, здесь мы и останемся…

– Потому что Господин, этот болван, освятил похищенное Каминсодом! Павший был ранен. Парализован болью. Но, воспользовавшись благословением Господина, будь оно проклято, воздвиг Дом Цепей и связал этими цепями всех нас!