Она смотрела вниз, на собственные колени, на ногу в лубках, плотно обмотанную шкурами миридов. Волосы свисали поверх лица, скрывая ее от глаз Бадана Грука, Уголька и всех остальных, таких бесполезных, плетущихся вперед и волокущих с собой горечь потерь, согнувшись под их тяжестью.
Фургон под ней снова скрипнул. У нее перехватило дыхание. Цветы и деревья, вспыхивающие в голове огненные листья. Думать некогда. Мысли пытаются разбежаться восвояси, но лопаются там, в лесу.
Нога воспалилась. Ее лихорадит, и поделать с этим ничего нельзя. С лихорадкой разве что травки неплохо справляются, вернее, справлялись бы, будь они у нее. Попроси она об этом. Скажи хоть кому-нибудь. Притирания и мази, эликсиры и припарки, целая армия строгих воинов, марширующих с развернутыми знаменами прямо в ухмыляющуюся физиономию заразы.
Бадан вздрогнул и поднял голову.
– Вот дерьмо! – выдохнула Уголек, кидаясь вперед.
Целуй все это время сидела, склонившись к коленям, позади фургона – одна ее нога свисала вдоль дощатой стенки, другая, в лубках, торчала под углом. Теперь она откинулась назад, с треском ударившись головой о доски.
Уголек вскарабкалась в фургон.
– Нижние боги, да она горит вся! Бадан – быстро за лекарем! – Выпрямившись, она развернулась вперед и облокотилась на мешки со снаряжением. – Драчунья! Отводи-ка его вбок, и побыстрей! Прочь из колонны!
– Слушаюсь, сержант!
– Сержант, они из колонны выезжают! Может, вернемся, глянем, что случилось?
Хеллиан нахмурилась.
– Давай шагай, капрал, не останавливайся.
Было темно, но вроде бы не совсем так темно, как следует. Люди отсвечивали зеленым, хотя, может статься, так оно раньше всегда и было, пока она пить не начала.
– Всем слушать мою команду, – объявила она. – Внимательно смотрим по сторонам!
– А что нам искать? – спросил Тухляк.
– Таверну, само собой. Что за идиот.
Они получили двоих в пополнение. Из Седьмого взвода. Двое мечников, у одного что-то с коленом, у другого физиономия как у больной лошади.