Никто не ответил.
– Значит, первым делом – в оружейную. Потом возвращайтесь сюда и приберите свинарник. Двадцать второй распущен. Добро пожаловать в тринадцатый. Лизунец, составишь им компанию. Пряжка, теперь ты капрал. Поздравляю.
Когда все ушли, Урб долго стоял неподвижно и, никем не замечаемый, смотрел непонятно на что.
Кто-то ткнул ее в плечо. Она застонала и повернулась на бок. Снова тычок, посильнее.
– Проваливай. Еще темно.
– Темно, сержант, потому что вы надели повязку.
– Я? Ну так и ты надень, и все будем спать дальше. Убирайся.
– Уже утро, сержант. Капитан Скрипач хочет…
– Он все время хочет. Как только они становятся офицерами, тут и начинается – делай то, делай это, без конца. Кто-нибудь, дайте кружку.
– Все кончилось, сержант.
Она нащупала плотную повязку на глазах и чуть сдвинула край – так, чтобы открыть один глаз.
– Этого не может быть. Давай найди еще.
– Найдем, – пообещал Дохляк. – Как только встанете. Кто-то ходил по взводам и считал. Нам это не нравится. Заставляет нервничать.
– Почему? – Глаз мигнул. – У меня восемь морпехов…
– Четыре, сержант.
– Пятьдесят процентов потерь – не так уж плохо для вечеринки.
– Вечеринки, сержант?
Она села.
– Вчера вечером у меня было восемь.
– Четыре.
– Правильно, четыре на два.
– Вечеринки не было, сержант.
Хеллиан потянула повязку, чтобы открыть второй глаз.
– Не было, ха! Вот что бывает, когда бродишь неизвестно где, капрал. Пропустил веселье.
– Видимо, так и есть. Мы растопили шоколад в котелке; подумали, вам понравится.
– Эта фигня? Вспоминаю. Болтанский шоколад. Ладно, вали из моей палатки, чтобы я привела себя в порядок.
– Вы не в своей палатке, сержант, вы в канаве латрины.
Она огляделась.
– Тогда понятно, откуда запах.
– Туалетом никто еще не пользовался, сержант, раз вы тут оказались.
– А…
Его желудок снова скрутило, но тошнить было уже нечем; он справился, подождал, тяжело дыша, и медленно опустился на корточки.
– Ханжеские соски Полиэль! Если я ничего не смогу удержать внутри, я зачахну!
– Да ты уже зачах, Непоседа, – заметил Горлорез хриплым голосом, стоя с наветренной стороны. Старые шрамы на шее горели; от сильного удара смятые ряды звеньев кольчуги вдавились в грудину, и эта травма повредила горло.
Они вышли из лагеря, шагов за двадцать за восточные пикеты. Непоседа, Горлорез, Смрад и сержант Бальзам. Выжившие девятого взвода. Пехотинцы, скорчившиеся в своих норах, молча провожали их красными глазами. Со злобой? С жалостью? Взводный маг не знал, да сейчас было не до того. Вытерев губы тыльной стороной предплечья, он посмотрел мимо Горлореза на Бальзама.
– Ты позвал нас сюда, сержант. Что дальше?
Бальзам снял шлем и энергично поскреб макушку.
– Просто подумал, что нужно сказать вам: мы не распускаем взвод и не набираем новеньких. Теперь только мы.
Непоседа фыркнул.
– И вся прогулка ради этого?
– Не будь идиотом, – прорычал Смрад.
Бальзам повернулся к своим солдатам.
– Говорите, все. Горлорез, ты первый.
Великан как будто вздрогнул.
– А что говорить? Нас разжевали на куски. Но Добряк повязал Скрипа так, что… гений разнесчастный. Теперь у нас есть капитан…
– Ничего плохого в Сорт не было, – вмешался Смрад.
– Да я и не говорю, что было. Она – настоящий офицер. Но, может, в том-то и дело. Скрип с самого начала был морпех, до мозга костей. Он был сапером. Сержантом. А теперь он капитан над теми из нас, кто остался. И я доволен. – Он пожал плечами, повернувшись к Бальзаму. – Больше и сказать нечего, сержант.
– А когда он скажет – пора идти, не будешь блеять и скулить?
Горлорез поднял брови.
– Идти? Куда?
Бальзам прищурился и сказал:
– Твоя очередь, Смрад.
– Худ мертв. Серые всадники охраняют врата. Во сне я вижу лица, размытые, но спокойные. Малазанцы. «Мостожоги». Вы и не представляете, как это успокаивает, не представляете. Они все там, и думаю, благодарить нужно Мертвого Вала.
– Это ты про что? – спросил Непоседа.
– Просто чувство такое. Как будто, возвращаясь, он проложил путь. А шесть дней назад, клянусь, они были так близко – рукой подать.
– Потому что мы все чуть не погибли, – отрезал Горлорез.
– Нет, они были как осы, и лучше всего было не то, как мы умирали и не как умирали ящерицы. Все случилось в авангарде. Там была Лостара Йил. – Горящими глазами он оглядел всех. – Я ведь видел мельком. Видел ее танец. Она сделала то же, что и Рутан Гудд, только не совалась под их клинки. Ящерицы оторопели – не знали, что делать. Подойти ближе не могли, а кто пытался, падал, порубленный на куски. Я видел ее, и у меня сердце чуть не разорвалось.
– Она спасла жизнь адъюнкту, – сказал Горлорез. – А хорошо ли это?
– Не тебе даже спрашивать, – сказал Бальзам. – Скрип нас собирает. Хочет что-то сказать. Думаю, как раз об этом. Про адъюнкта. О том, что она ждет. Мы все еще морпехи. Мы – морпехи, и среди нас есть тяжи, самые упертые быки, каких я видел.
Он повернулся: к ним приближались два пехотинца из пикета. Они несли две буханки хлеба, завернутую головку сыра и глиняную семиградскую бутыль.
– Это еще что? – поинтересовался Смрад.
Два солдата остановились в нескольких шагах; тот, который был справа, заговорил: