Увечный бог. Том 2

– Посочувствовать? Я что тебе, собачка хромая?

Привалившийся к собственному вещмешку Флакон хохотнул, удостоившись за это от Улыбки злобного взгляда.

– Мы куда-то отправляемся сражаться, – сказал Корабб, обернувшись к ней и к остальным, рассевшимся на земле рядом. – Сегодня вы все для меня как семья.

– Тогда, конечно, есть чему посочувствовать, – пробормотал Корик.

– И я встану с тобой рядом, Корик-сетиец, – сказал ему Корабб.

– Чтобы не удрал ненароком? – хмыкнула Улыбка.

– Нет. Потому что в этот раз он тоже встанет с нами рядом. Он опять будет солдатом.

Над собравшимся взводом повисло молчание, потом Корик поднялся и отошел немного в сторонку.

– У него в мозгах демоны поселились, – негромко проговорил Спрут. – Их шепот его, надо думать, с ума сводит.

– Сержант идет, – заметил Корабб. – Пора. – Он подошел к своему мешку, заново проверил лямки, взял арбалет и на мгновение задержал на нем восхищенный взгляд, прежде чем приторочить сверху. Потом еще раз пересчитал стрелы и с удовлетворением нашел, что их по-прежнему двенадцать.

– Грузитесь, – скомандовал Битум, приблизившись. – Идем на северо-запад.

– Мы ж чуть ли не оттуда и пришли? – возмутилась Улыбка. – И далеко нам? Если я только снова завижу ту пустыню, я себе сразу глотку перережу.

– Там, Улыбка, теперь огромное озеро, – уточнил Флакон.

– Будем на месте завтра к полудню, – сообщил Битум, – по крайней мере, капитан так считает. Еды каждый берет на два дня, а воды – сколько сможет унести.

Корабб поскреб покрытую бородой челюсть.

– Сержант, регуляры тоже лагерь сворачивают.

– Они, капрал, уходят на восток.

– И когда мы снова встретимся?

Единственным ответом сержанта был суровый взгляд, после чего он занялся собственной экипировкой.

К Кораббу бочком приблизилась Улыбка.

– Тебе, капрал, этой твоей штуковиной не только для ссанья надо было пользоваться, а теперь-то поздно уже.

А. Понимаю. Нам не вернуться.

– Значит, мы идем навстречу славе.

– Худов дух, – вздохнула Улыбка.

Но он успел поймать ее взгляд – который она тут же спрятала. Ей страшно. Она еще такая молодая.

– А ты, Улыбка, встанешь от меня по другую сторону.

Та что, чуть ли не привалилась сейчас к нему? Или показалось – а она, так и не подняв головы, отвернулась и принялась возиться с собственным мешком.

– У тебя волосы отросли, – сказал он ей. – Ты теперь почти красотка.

К Кораббу приблизился Спрут.

– Ты, Корабб, что, так и не научился разбираться, когда лучше помолчать?

– Становись, – скомандовал Битум. – Мы впереди всех идем.

Спрут поймал взгляд сержанта и чуть заметно кивнул. Битум повернулся и взглянул вперед, туда, где их ждал Скрипач. Капитан казался больным, однако взгляд Битума встретил твердо. Затем Скрипач сделал разворот кругом и двинулся в путь.

Направление их марша пролегало через весь лагерь регуляров, прямо по центральному, самому широкому проходу, мимо неровных рядов палаток, шатров и навесов. Сапер бросил взгляд на небо и тут же снова опустил глаза – сияющие царапины казались ближе, чем когда бы то ни было, и это давило на нервы.

Спрут махнул рукой товарищам по взводу, чтобы тоже двигались вперед, потом оглянулся через плечо – там во главе своих солдат уже шагал Бальзам, еще дальше – Урб. А за ними – остальные. Хеллиан, Бадан Грук, Уголек, Суровый Глаз и тяжи, присоединявшиеся к строю там, где им в голову взбредет.

Сам он оказался за спиной у Курноса – тот постоянно норовил куда-то убрести, словно забывая, к какому взводу отныне принадлежит, но вот сейчас оказался на месте и вышагивал, согнувшись под весом массивного свертка из кольчуги, оружия и щита. К бороде тяжелый пехотинец привязал фалангу пальца на’рука, которая барабанила ему по грудной клетке при каждом шаге. Его искалеченную левую руку охватывали кожаные ремни.

По мере продвижения по обе стороны от прохода впереди них начали собираться регуляры, словно чтобы разметить им маршрут, словно желая в Худом проклятом молчании насладиться зрелищем минующих их морпехов и тяжей. Его беспокойство лишь усилилось. От этих – ни слова, вообще ничего. Словно мы им чужие. Отряд уже достиг самого широкого участка прохода, но единственным источником звука оставался сам марш – тяжелые удары сапог, дребезжание амуниции, – и Спрут, помимо все нарастающего гнева, исполнился странным чувством, будто шагает сквозь армию призраков. Регуляров по обе стороны все прибывало, но он не видел среди зрителей ни одного молодого лица. И хоть бы кивнул кто, хоть бы башку наклонил.

Но ведь и мы выглядим такими же безнадежными стариками, верно? Что они сейчас видят перед собой? Что думают?

Тавор, тебе с этими солдатами особо не позавидуешь. Я их вообще не чувствую. Они хоть что-то понимают? Успели сообразить, что к чему?