Увечный бог. Том 2

Они направляются на восток – преградить путь армии, которую послали на нас ассейлы, и тем купить нам достаточно времени. Но если они не справятся, если не остановят сукиных детей – все пропало. Тогда пойдет прахом и вся наша хренотень.

Вы идете на битву. А нас там не будет, чтобы вам помочь – никому из вас. Ни ударного кулака тяжелой пехоты. Ни кучек морпехов тут и там вдоль линии. Так что если вид у вас сейчас такой, будто вас предали, если вы думаете, что мы вас бросаем, то, Худ меня забери…

Мысль осталась неоконченной, а обуявший Спрута гнев исчез в одно мгновение.

Регуляры начали салютовать им, подняв кулак к груди. Застыв по стойке смирно – как вдруг оказалось, в идеально ровных шеренгах.

Негромкие разговоры среди морпехов и тяжей утихли, и оказалось, что тишина все еще давит, но уже совершенно по-другому. Спрут скорее почувствовал, чем услышал, что рота уже шагает в ногу, во взводе перед ним солдаты за спиной капитана Скрипача становились попарно, впереди – Корабб и Битум, за ними – Улыбка и Корик, дальше – Флакон и Курнос.

– Оставить бы тебя без пары, да и все, – негромко прорычал Бальзам, пристраиваясь справа.

– Притормози, и все дела.

– И заново весь взвод перестраивать? Вообще не помню, когда последний раз был на параде – нет уж, сапер, держимся вместе и молимся Худу, чтобы ни один Худом деланный идиот не споткнулся.

– Я такого не ожидал.

– И я не рад. Тошнит меня что-то. Вообще, куда это мы собрались?

– Спокойней, сержант.

– И собственно, сам-то ты кто, солдат, ради Белого Шакала?

Спрут вздохнул.

– Просто шагай, сержант, и все. Когда все закончится, можно будет снова расслабиться. Обещаю.

– Мы медали получим или что?

Нет. Кое-что другое. То, чего, как сказала адъюнкт, у нас не будет. Взгляни на этих регуляров.

Вот наши свидетели.

– Ты это все видела? – спросила Целуй.

Уголек продолжала смотреть прямо перед собой, но нахмурилась.

– О чем ты сейчас?

– В этих своих видениях – видела? А насчет того, что дальше случится – завтра или послезавтра?

– Оно не так работает.

Сестра вздохнула.

– Забавно. Я и то прекрасно вижу, что с нами будет, прямо до самого конца.

– Нет, не видишь. Это страх в тебе говорит.

– И ему есть что мне сказать.

– Хватит уже об этом, Целуй.

– Нет. Не хватит. Поведай-ка мне о своем видении будущего, где для нас найдется местечко. Я вот могу. У тебя на руках младенец, а впереди мальчонка бежит. Утро, и мы идем к имперской школе – ее как раз начали строить, когда мы поступили в армию. У меня дочка, точь-в-точь как я сама была, только непослушная, прямо демон в человечьем облике. Обе мы уставшие, как оно матерям и положено, а я еще и толстеть начала. Хвастаемся друг дружке детишками, жалуемся на мужей, клянем свою усталость. Жарко, мухи жужжат, гнилыми овощами воняет. Мужья. Когда они, спрашивается, крышу починят, а то ведь эти лентяи вместо того, чтобы заняться чем-то полезным, валяются целый день в тенечке да в носу ковыряют. И если это не то будущее…

– Целуй, прекрати!

К огромному удивлению Уголька, сестра действительно умолкла.

Это у меня первый раз тогда было? Похоже. С сыном Соридо-лесопильщика. Проснулась утром и поняла, что сиськи-то выросли. Мы с ним забрались за старую таможенную пристройку, на горелую стерню, где каких-то несколько дней назад пауков выжигали, я рубаху задрала и показала ему, что у меня есть.

Как же парнишку звали-то? Рильт? Раллит? Как он глаза тогда выпучил! Я из дома флягу уволокла. Персиковое бренди. Такого если глотнуть, потом все равно что огнем дышишь. Я сообразила, что ему нужно будет раскрепоститься. Видит Худ, сообразила. Ну, мы выпили, и я дала ему поиграть сиськами.

А вот пипиську достать насилу уговорила.