Эта странность, зацепившись за обрывок невыраженной в словах мысли, заставила Эрелайна вскинуть голову. Он вспомнил о кое-чем несущественном и потому пропущенном при первом взгляде.
И не ошибся: на кровати, на смятых темно-красных и черных узорах покрывала что-то белело.
Повелитель одним рывком оказался у кровати и схватил записку. И вздрогнул, едва не выпустив ее из рук, отдернув руку: рядом лежал, ранее незамеченный, клинок. Drakkaris flammary.
Злое предчувствие прокатилось мучительным диссонансом по натянутым струнам нервов, отдавшись слабостью в стиснутых пальцах, мурашками от ледяных прикосновений пробежав по плечам. Губы пересохли. Эрелайн медленно повернул листок, стараясь не замечать предательской дрожи в руках.
Сердце мучительно сжалось - и замерло, пропуская удар. Небрежно выведенные, словно начертанные впопыхах, строки раскололи надвое рельефный оттиск сплетенных в танце силуэтов, герба клана Пляшущих теней...
Его клана.
"Чистые листы есть только у членов Малого совета. Значит..."
Эрелайн опустил руку с бумагой, переводя дыхание и успокаивая колотящееся сердце. И тут же, не выдержав пытки неизвестностью, рывком поднес к глазам, вглядываясь в едва различимые в полумраке комнаты буквы. Чтобы увидеть две строчки, написанные таким до боли знакомым почерком...
Эрелайн стиснул зубы, едва сдерживаясь, чтобы не швырнуть бумагу в камин или не разорвать ее в клочья.
Кэррой в его клане! Кэррой был здесь!
Он знал, что он, Эрелайн, придет сюда - и оставил не только записку, но и кляксы на столе и пере, на листе, чтобы у него не было в этом сомнений.
Повелитель глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки, но получалось плохо: дыхание сбилось, а в голове пульсировало одно-единственное, почти обезумевшее от злости: "Ненавижу".
Прочитать записку - значит принять его правила; одеть поданную им маску и стать безвольной фигурой в его игре. Не прочитать - отравлять душу сомнениями, вздрагивать от каждой тени и терзаться неизвестностью, ожиданием...
Сжав зубы до скрежета, Эрелайн смог сфокусировать метущийся в бездумии, в безумии взгляд.
"Это только первое в череде предательств. Как долго еще ты продержишься до падения?"
Где-то внутри забился, вместе с истерзанным сердцем, глухой, раскатистый звук. Не то смех, не то всхлип, он разрастался, сотрясая тело Эрелайна - и вырвался из его груди не смехом даже, истерическим хохотом вперемешку со злой дрожью слез. Робкие, приглушенные поначалу всхлипы вылились в звонкие, пронзительные в почти звенящей недвижимости комнаты переливы, от которых вздрагивали хрустальные подвески люстры и дрожали стеклянные вставки в шкафу.
Смех оборвался так же резко, как начался. Эрелайн сжал лист с такой силой, что поболевшие пальцы впились в бумагу и вспороли ее, раздирая в клочья, - но и это не принесло желанного спокойствия.
Айн поднес к лицу трясущиеся руки. Повинуясь неясному, смутному наитию, поднял взгляд на зеркальные створки шкафа - и замер, побледнев, не в силах шевельнуться от сковавшего его страха.
Из зеркала, темнеющего в полночный час, на него смотрели не его сумрачные глаза, а два черных провала ночи.
Серебряный омут всплеснулся, на миг взвившись мириадами брызг - и осыпался вниз с тихим перезвоном разбиваемого хрусталя. Айн, тяжело, отрывисто дыша, перевел непонимающий взгляд с укрытого инеем осколков ковра на дрожащую руку, на которой алела... кровь.
Когда, что?!
Он попятился - и, натолкнувшись на комод, обессиленно к нему прислонился. Тряслись уже не только руки: его била крупная дрожь.
- Повелитель!
Голос, смутно знакомый, едва пробивался сквозь безумие его измученных чувств, захлестнувшихся в неистовстве шторма.
Знакомый...
Сэйна.
- Уходи, - едва слышное, хриплое, через силу. И резкое, хлестнувшее по ушам криком: - Убирайся!
- Повелитель, - жестко начала она, еще не зная и не понимая, что случилась - и к чему идет. - Я не могла оставить вас одного с предателем и убийцей! Вы...
Бессмертная осеклась, замерев под его взглядом. Эрелайн выпрямился - и обманчиво-медлительным, смазанным движением, уложившимся в один вздох и один стук сердца, оказался рядом с ней, преодолев полдюжины шагов. Пальцы легли на шею - пока нежно оглаживая, а не сжимая до синяков.
Эрелайн ласково провел по ней пальцами, сверху вниз. Такая тонкая, хрупкая, что можно переломить одним легким движением... но это неинтересно. Быстрой смертью нельзя упиваться, как пьянящим, сводящим с ума вином. Она не закружит голову, не заставит смеяться от переполняющей радости безумия. И не подарит того сумасшедшего мига, когда замирает испуганно бьющаяся под его пальцами артерия, и вместе с чужим сердцем останавливается, на миг, - свое.
Он вдруг нахмурился и отстранился, пытливо заглядывая в глаза.
Страха в них - холодных, бесстрастных, серо-стальных - не было.
- Ты не боишься меня, - удивленно-насмешливое, ничуть не разочарованное. Заинтригованное обещанием новой Игры.
- Верно. Я боюсь за вас.
Он отвел руку - и, не давая попятившейся Сэйне разорвать дистанцию, одним шагом нагнал ее, встав вплотную.