Увертюра ветра (СИ)

   - И не только. Я вижу твою Тень - и твои страхи. Которому из них позволить свести тебя с ума и поглотить?

   - Это она, а не вы.

   - "Она"? - Эрелайн заливисто рассмеялся. Но в глазах - беспросветно-черных, пустых, безумных и жестоких, - не было и тени улыбки. - Кто "она"? Злая воля? Тень проклятья?

   - Ночь, которая смотрит из Ваших глаз.

   Айн улыбнулся, почти ласково, и нежно провел рукой по ее щеке, пряча издевательскую усмешку в уголках губ. И вздрогнул, когда с уст Сэйны сорвалось отчаянное:

   - Эрелайн!

   Растерянность, захлестнувшая его при звуках имени, сменилась жгучей злостью. Пальцы, ласково оглаживающие щеку, впились в нее - и расчертили тремя кровавыми полосами, когда Сэйна шагнула назад.

   - Эрелайн, - повторила она в слабой, ничтожной надежде, пятясь и не сводя с него взгляда. И выкрикнула еще раз, когда в его глазах впервые промелькнуло что-то человеческое: - Эрелайн!

   Каждый выкрик, каждый выдох хлестал наотмашь, заставляя мужчину вздрагивать, как под плетью. Сэйна твердила его имя, как заклинание - и в какой-то момент на нее взглянула не Тьма, а Эрелайн.

   Взглянул - и отшатнулся, увидев в ее глазах отражения своих, окутанных тьмой.

   Эрелайн отшатнулся от Сэйны, радостно подавшейся ему навстречу, отступил на шаг - и сорвался на крик:

   - Зачем вы пришли, Сэйна?! Зачем?! Я же запретил вам следовать за мной!

   Не дожидаясь ответа, избегая смотреть в ее расширившиеся глаза, он попятился, каждый миг рискуя оступиться. Упершись в стену, развернулся - и, не отрываясь от нее, на подгибающихся от слабости ногах, направился к двери.

   ...И в спину ему летел безумный хохот Тьмы, осыпающейся, как то зеркало - хрустальными переливами.

***

   Эрелайн ввалился в отведенную ему комнату, тяжело дыша. Измученно оперся о стену и, не в силах стоять на ногах, безвольно осел вдоль нее. Не было ни злости, ни ненависти - только глухое отчаянье, какое можно услышать только зимой темной безжалостно-холодной ночью в волчьих песнях.

   Отчаянье - и страх.

   То, что раньше придавало сил, позволяло бороться, идти вперед, несмотря на падения, боль и отсутствие веры, едва не столкнуло его в пропасть.

   Все было просто, предельно ясно: он больше не владел собой. Мир, так старательно, осторожно и бережно выстраиваемый им, разлетелся искристым вихрем осколков.

   Впрочем, был ли он когда-нибудь настоящим?..

   "Идиот, - с горечью подумал он, уже в который раз. - Просто идиот".

   В чем еще он обманулся? В себя, в клане; в тех, кто когда-то принес ему клятвы... как отчаянно самонадеянно было верить, что он может держать себя в руках; что те, кто боятся и ненавидят, смогут когда-нибудь считать его равным?!

   "Сделки заключают с людьми, а не чудовищами", - вдруг вспомнились жестокие слова, когда-то сказанные Алишией. Как она была права, Извечная, права во всем!

   Мир рассыпался, разлетался, развеялось на безжалостном ветру серым пеплом... Прежде, среди тревог и разочарований, боли и отчаяния у него было то, что оправдывало его искалеченную, но по какой-то причуде Воли нужную другим жизнь: уверенность в том, что, едва проклятье начнет брать верх, он сможет покончить с ним - и с собой. Но теперь даже этого выхода его лишили, переплетя в n'orrin est их с леди Ириенн судьбы, лишил его. Себя Эрелайн убил бы, не дрогнув, но ее! Он не распоряжаться ее судьбой?

   "Я должен был умереть раньше, - с неожиданно ясностью понял он. - Должен, но не стал, не смог".

   - Как ты жестока, Извечная... - полустон, полусмех - мучительный, невыносимый. - Даже сейчас ты смеешься надо мной. Зачем? За что?..

   Тьма повсюду. Она смотрит из теней - прежде родных, мягких, грифельно-серых, а теперь, злых и враждебных. Из ночи за окном, из темноты зеркал, в которые теперь он даже не может взглянуть, боясь увидеть ее...

   - Эрелайн?

   Голос - встревоженный и усталый, запыхавшийся, искаженный злым эхом дворцовых стен, неузнаваемый - звал его. Кажется, уже не в первый раз. Эрелайн обратил на него внимание только сейчас и болезненно застонал, сжавшись в клубок, как в детстве. Он не хотел никого видеть, ни с кем говорить, даже думать.

   - Айн! - срывающиеся и отчаянное, как будто приглушенное, как если бы тот, кто говорит, надеялся, что другие его не услышат.

   Шаги становились ближе. Голос обретал цвета и краски, жизнь, ширился обертонами.

   "Лоир", - с отчаяньем подумал Эрелайн. В горле зародился глухой рык. Не злости - досады и раздражения.

   Он сжался еще больше, подтянув колени к груди и уткнувшись в них лицом, в надежде стать хоть чуточку незаметнее. И согреться: в комнате почему-то было очень холодно, и Эрелайн цеплялся за крупицы все ускользающего тепла.

   Уходи, убирайся! Пожалуйста, пройди мимо!