Она немного резковато выехала на шоссе, солнце било в глаза. Она смотрела прямо на него, не моргая. Клуб был в центре, на улице Мэдисон. Ослепленная низким солнцем, она едва не проскочила въезд на парковку, уже забитую машинами. Это был старый покрытый штукатуркой дом с крыльцом. Табличка подтверждала его возраст – 1895, занесен в Национальный Реестр исторических мест. Зайдя в большой многолюдный холл, она поняла, что нервничает. Она давно ничего не делала одна, без Фрэнни, и почувствовала нечто вроде фантомной боли в отсутствующей конечности. Желая отвлечься, она сняла пальто и шарф, сунула шарф в рукав и перекинула пальто через руку. Волосы заправила за уши. В воздухе пахло кофе и духами. Она увидела, как кто-то манит ее рукой. Джастин. Заняла для нее место.
Они поцеловались в знак приветствия.
– Не думала, что придет столько народу, – сказала Кэтрин.
– Рада, что ты выбралась.
Они уселись. Кэтрин разглядывала помещение, сотню лиц женщин, которым не терпелось узнать что-то новое, матерей, бабушек, студенток, всех возрастов и сословий.
Поэтесса была уже знаменита, не только стихами, но и тем, что, замужняя женщина, она объявила себя лесбиянкой. Стоя у пюпитра, она являла собой воплощение доблести, ранимости, силы. Голос ее доносился до самых дальних уголков огромной комнаты. Слушая, Кэтрин почувствовала, что что-то внутри нее щелкнуло, часть ее освободилась.
После чтения они купили по томику поэзии и встали в очередь за автографом. Тихим испуганным голосом Кэтрин сказала, что ей понравились стихи.
– Ну, то есть я очень признательна, да.
Поэтесса поблагодарила ее и пожала руку, что доставило Кэтрин удовольствие – кто-то признал ее существование.
Подъезжая к дому, она увидела, что в кабинете у него горит свет. Она надеялась, что он уже лег, но он вышел, словно пьяный, моргая.
– И как оно?
– Интересно. – Она показала ему книгу.
Он полистал немного.
– Что она хотела сказать заголовком? «Мечта об общем языке»?
– А ты как думаешь, Джордж?
– Да ни хрена не понятно.
– Это мечта о том, что мы все будем понимать друг друга. – Он поморщился. – Что женщины поймут мужчин, а мужчины женщин. Что у нас будет общий язык.
– Что за чушь. И с каких пор ты пристрастилась к поэзии?
– Я расширяю кругозор.
– Она же к тебе подкатывает, да?
– Что?
– Джастин.
– Мы подруги, Джордж.
– Думаешь, она лесби?
– Лесби? Разумеется, нет.
– Ты что, в этом разбираешься?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты не самый опытный человек в мире.
– И?
– Мне вот кажется, что она би.
– Почему? Потому что ноги не бреет?
– Для начала – да.
– Это просто смешно.
Он пожал плечами.
– Скажем так: насколько хорошо ты ее на самом деле знаешь?
– Думаю, хорошо. Мы дружим.
Он стоял и смотрел на нее.
– Очевидно, она влияет на тебя. И не думаю, что в лучшую сторону.
Не то чтобы ему не нравилась Джастин. Вообще-то они были друзья. Раньше его никогда не связывала с женщиной просто дружба. Как правило, такие отношения включали секс. Но он почувствовал, что она выше всего этого. И потом, она коллега. Джордж заметил некую враждебность со стороны сотрудников факультета, которые держали его на расстоянии и обращались с ним холодновато-равнодушно. Это было постоянное место работы, но каждый год требовался отчет, и для продления контракта нужно было предоставить публикации, книгу. Трехгодичный контракт не подразумевал возможность повышения – подобные знаки признания были редки, – и все же он был рад, что его приняли на работу.
Джастин давно работала на полставки. Она вела два курса: «Бархатные ткани Ренессанса» и какой-то сомнительный семинар по ремеслам. Среди студентов она была исключительно популярна – особенно среди студенток. По его мнению, она была этакая заботливая квочка. Он часто видел, как она разгуливает по коридорам, закутанная в разнообразные ткани, словно мумия, и увешанная украшениями, словно новогодняя елка. Часто было легко определить, что она ела в последний раз, – после обеда на груди оставался усик гороха, или на губах был размазан шоколад. Когда они встречались раз в неделю за одним и тем же столиком, она всегда сообщала какую-то новость, мучившую ее. Она была таким человеком, который требует твоего полного внимания и тут же начинает вещать о целой куче сверхважных вещей, – похоже, больше всего ее увлекала тема прав женщин – или же их отсутствия. Вообще-то он ее побаивался. В последнее время, увидев ее впереди в компании ее безнадежных приятелей, он старался обходить ее по дуге. В толстых шерстяных свитерах они напоминали неуклюжих домашних животных на пастбище. Она была замотана в очередной бесконечный шарф, волосы рассыпаны по плечам, а еще эти ужасные мешковатые штаны, моток пряжи в кармане, деревянные спицы, торчащие, будто оружие. Он подумал и решил, что она все же несколько отталкивающая. Но его жена считала ее богиней.